Путешествие

  Это была реклама спичечной фабрики. Его перестали интересовать игрушки, он не знал, что с ними делать. Все, что он начинал делать, казалось ему нескладным, глупым и ненужным. А ведь совсем недавно, поставив один кубик на другой, он восхищался этим как чем-то  необыкновенным, звал всех полюбоваться и требовал похвал. Еще недавно он мечтал как можно скорее стать взрослым. Сейчас он боялся этого. Каждый минувший день увеличивал его страх, ему казалось, что что-то уходит. Может быть, это не касалось жизни вообще, а только детства. Впрочем, это было одно и то же. За пределами детства таилась пустота.

  Много позже Генрик понял, что на самом деле отцу ни на минуту не приходило в голову, что из его сына ничего путного не выйдет. Просто отец ухватился за это в ту минуту, как пьяный, который, теряя равновесие, хватается за край скатерти. Падая, он срывает скатерть, и фарфоровый сервиз с грохотом разбивается.

  Генрик был для отца только наивным предлогом, чтобы скрыть истинные причины огорчений и беспокойства.

  Но по прошествии лет такое открытие имело только историческое значение и не могло изменить того, что уже отложилось в душе Генрика.

  В тот вечер Янек, брат Генрика, который был младше его на три года, давно уже спал. Генрик часто думал, что, если бы он тогда спал, а Янек сидел на диване и рассматривал Autour du monde, их судьбы сложились бы по-другому. Он отдавал себе отчет в полнейшей нелепости этой мысли, однако она часто мучила его. А когда позднее, в школе, он узнал историю о Иакове и Исаве, он увидел в ней себя и Янека. Он не смог бы объяснить это логически, но сильнее всякой логики было его интуитивное убеждение, что в тот самый вечер было продано его первородство.

  И когда, вскоре после того, как он узнал о Иакове и Исаве, на обед подали чечевицу, он демонстративно отодвинул свою тарелку, желая показать родителям их библейско-кулинарную бестактность.

  Немало недоразумений между нами и всем окружающим возникает из-за того, что, находясь во власти какой-нибудь безгранично господствующей, глубоко индивидуальной  мании,  имеющей  могущественную власть только в нашем внутреннем и необъяснимом мире, мы ведем себя так, будто она ясна, понятна и очевидна для всех окружающих.

  Отодвигая резким движением тарелку с чечевицей, Генрик толкнул чашку с компотом, чашка опрокинулась, и компот разлился по чистой скатерти. Только этот факт и зарегистрировала действительность и, не вдаваясь в подробности внутренней жизни Генрика, огласила официальное коммюнике сообщающее о баловстве, недопустимых манерах и заслуживающей наказания распущенности. Генрик должен был стоять в углу до конца обеда. Когда он смотрел оттуда на Янека, который с аппетитом и невозмутимым спокойствием поглощал чечевицу, в нем шевельнулись сомнения, таким ли уж коварным, жульническим способом отнято его первородство.

  Кстати, возникает вопрос: как же тогда полагаться на биологию? Генрик очень любил чечевицу, но с этого момента он почувствовал к ней отвращение, его тошнило от одного ее вида.

  Много позже он не раз вспоминал историю Иакова и Исава как забавный случай из своего детства. Но чечевица уже никогда ему не нравилась.

              2

   В к следующем году они поехали на лето в Сопот. Отец, мать, Генрик и Янек. Дети впервые должны были увидеть море.  Янека это совершенно не занимало. С младенческих лет он вел себя так, как будто его ничто не трогало и ничто не касалось. Зато Генрик был взбудоражен. Ему казалось, он даже был уверен, что это будет переломный момент в его жизни. Там ожидают его необыкновенные вещи. Там откроются перед ним новые, незнакомые миры. Монотонность варшавских будней навсегда заменит многокрасочная необычность.

  Море голубое и соленое. Его простор безграничен. А горизонт — лишь веселый посредник между голубизной морской и небесной. По этой голубизне плывут корабли. Днем — сияющие и разноцветные, в сумерки — затянутые пылающей мглой, ночью — залитые огнями. Эти корабли были, может быть, самым  главным. Ведь это им были открыты тайны неизведанных впечатлений. Их ближайшими родственниками на суше был дым над вокзалом Венской дороги и падающий на тротуар свет из гостиницы «Полония».

  В Сопот приехали поздно вечером. Намученные дорогой, сразу легли спать. Вилла, в которой они остановились находилась на приморском бульваре. Перед сном Генрика долго не могли оттащить  от окна, хотя за окном были видны только кромешная тьма ночи и густые деревья.

  Он лег спать с тем чувством безмерного  богатства, которое испытываем мы, засыпая с мыслью, что следующий день готовит нам новые и приятные впечатления.

Увы, как редко это бывает!