Путешествие белой медведицы

Я тоже ожидал, что медведица проявит свой нрав — по крайней мере, начнёт беспокойно расхаживать по клетке; думал, что почую в ней знакомое стремление к побегу. Я не удивился бы, если бы она огрызнулась на мальчика, ткнувшего её палкой, или попыталась ударить лапой несчастного пьяницу. Тогда капитан мог бы решить, что я не справился с задачей, и снова запер бы меня в кладовке. Но медведица оставалась на удивление безразличной ко всему. По городу шла торжественная процессия, люди шумели и кричали, а она была спокойна и исполнена достоинства. Может, поняла, что проиграла схватку с неизвестной и необъяснимой силой, что ей не выбраться из этой ловушки и сопротивляться теперь бесполезно? Да, возможно, и так.

Когда я наблюдал за ней, шум толпы вдруг как будто затихал и переставал меня волновать. Я видел спокойное серое норвежское небо в час перед снегопадом; яркое северное сияние в ночной тишине. Я слышал тихий звон северных звёзд и скрип льда под ногами. В замёрзшем водопаде поблёскивали тонкие струйки живой воды, и я почти ощущал чистый первобытный запах вечного холода.

Я вновь посмотрел на медведицу, и она будто стала ещё больше — такая огромная, величественная, как и эта земля, принадлежащая ей по праву рождения: медведица была частью земли, а земля — в её плоти и крови.

Глава 42 Давний враг

Вскоре дома и лавки остались позади. Мы покинули город и вышли на широкий луг, в конце которого возвышалась ослепительно белая башня, окружённая крепостной стеной и рвом.

Капитан говорил про Лондонский Тауэр. Наверное, это и есть новый дом нашей медведицы.

Приблизившись, я увидел, что западная стена замка обрушилась; ров был заполнен обломками. Рабочие, словно пчёлы в сотах, суетились на строительных лесах, заделывая уцелевшие части стены.

Прямо на берегу рва располагался просторный шатёр в оранжевую и жёлтую полоску, украшенный праздничными флажками. Сначала мне показалось, что внутри — сад: красные, синие, коричневые и зелёные тени плавно покачивались, словно цветы на лёгком ветерке. Но постепенно «цветы» начали превращаться в платья, мантии и шляпы, и вскоре я мог уже различить лица элегантных лордов и леди, ожидавших нашего появления.

Неожиданно одна фигура отделилась от толпы и направилась к нам. Господин громко засмеялся и позвал кого-то из шатра. С его плеч спадала пурпурная мантия, отделанная мехом; на пальцах блестели изящные перстни, а голову украшал золотой венец.

Генрих. Английский король.

Он поднял руку, приказывая нам остановиться.

Крики стихли. Норвежские ратники послушались приказа, а вот быка оказалось не так просто остановить, и он чуть не сбил с ног английских воинов, которые бросились врассыпную. Посланник сделал вид, что ничего не заметил, и поспешил поклониться королю. Они обменялись несколькими словами, которые я не расслышал, а затем направились к клетке медведицы — к нам с доктором.

Доктор снял шляпу и поклонился, а я последовал его примеру. Король остановился так близко, что мне хватило бы двух шагов, чтобы подойти и коснуться меха, окаймлявшего пурпурную королевскую мантию.

Английский король, давний враг моего отца.

К счастью, медведица оставалась спокойной и лишь принюхивалась к воздуху большим чёрным носом, словно пыталась уловить скрытые в нём ароматы. Я посмотрел на свою новую одежду и подумал, что она пришлась очень кстати: было бы немыслимо стоять в двух шагах от короля Англии в рубахе, пропитанной грязью, кровью, навозом и по́том, которую я надел ещё в Норвегии. Интересно, что сказала бы мама, увидев, как я склоняю голову перед королём Генрихом.

Хотя… мама никак не пострадала от войны с Англией. Да и закончилась эта война почти сразу после папиной смерти. Скорее всего, мама просто обрадовалась бы тому, что я жив.

Вслед за доктором я выпрямил спину. Посланник произносил льстивую речь на незнакомом мне языке, король хмурился. Его лицо казалось мне странным: одно веко было чуть опущено, будто он вынужден выполнять свои королевские обязанности, хотя очень хочет спать.

Его Величество нетерпеливо отмахнулся, и даже я понял, что он приказывает посланнику замолкнуть; затем приблизился к медведице. Посланник пошёл следом за ним, но король покачал головой, и тот остановился.

Генрих внимательно посмотрел на медведицу, и морщины на его лице наконец разгладились. Его лицо приобрело задумчивое и сосредоточенное выражение. Медведица перестала принюхиваться и медленно развернулась к нему. Несколько мгновений они молча изучали друг друга.

Возможно, дело было в полуприкрытом глазу, но внезапно мне показалось, что король опечален. В его взгляде читалось будто бы сопереживание. И тут я вспомнил: поговаривали, что Генрих тяготится подданными…

Может быть, он знал, каково это — оказаться в ловушке, когда воля твоя скована, словно прутьями железной решётки? Выходит, даже короли не свободны?

Медведица предупреждающе зарычала.

Король едва заметно улыбнулся и кивнул, словно равному себе, а затем развернулся и пошёл к шатру.