Путешествие. Дневник. Статьи

Памяти Дельвига и Гнедича

Пастух

Сын отдаленной чужбины,

Муж иноземный, куда?
В бездне лазурной пучины
Теплится искра-звезда;
Там же, в парах белоснежных,
Спит золотая луна;
Нет еще вихрей мятежных,
Всюду еще тишина.
Но уже пали на очи
Брови седой полуночи;
Бурь просыпается дух.

Странник

Жаждут и сердце и слух

Песней Улина и Гала:
Дом благодатный Фингала
Близко ли, древний пастух?

Пастух

Хладный, немой, обгорелый,

В сизой трепещущей мгле
Остовом дом опустелый
Черным стоит на скале,
Смотрит на синие волны:
Из дружелюбной страны
Уж не приносятся челны
Шумно к подножью стены;
Уж за трапезой Фингала
Арфа давно замолчала;
Рино, и Гал, и Улин,
Да и мужей властелин,
Сам он, отец Оссиана, —
Все они в царстве тумана;
Сын только бродит один.

Скорбью ведом и мечтами,

Бродит унылый певец
Между родными гробами.
Сирый и дряхлый слепец,
Строгой судьбой пораженный,
Он полонен темнотой;
Но его дух дерзновенный
Мир созидает иной,
Мир сладкозвучья и стона:
Там еще дышит Минона,
Юноша Рино не пал,
Жив и Оскар, и Фингал;
Кровные барда обстали,
Слушают песни печали
Призраки с облак и скал.

Пастырь умолкнул — и взоры

Муж иноземный подъял
С дола на мрачные горы:
Камни мостов и забрал,
Своды упавшей бойницы,
Сельму и поле могил
Змий быстротечной зарницы
Белым огнем серебрил;
Грома огромные струны
Задребезжали; перуны
Весь очернили обзор;
Вздрогнул от ужаса бор,
Скалы трепещут от гула...
Чу! чья-то арфа дерзнула
С арфой небесною в спор!

Смелы и резки удары,

Тверд повелительный глас,
Грозны священные чары:
С дивных и пламень угас,
И улеглися стихии;
В лоно безмолвья и сна
Пали воздушные змии,
Снова на небе луна;
Старца луна осветила:
Будто широкие крыла,
Вьется с рамен его плед,
Молча и прадед, и дед,
Сын, и отец, и клевреты,
В лунное злато одеты,
Слушают барда побед...

Помню эфирное племя...

Некогда вред их а я
В юное мощное время
(Где оно? где вы, друзья?),
В райские годы, когда мы
Из упованья и снов
Строили пышные храмы
Для небывалых богов,
Часто я в светлые лета
Вдруг из святыни поэта
Гнедича, сына Камен,
Несся ко гробу, пленен,
Полн необъятного чувства,
В дивном созданье искусства
Видел воскресший Морвен!

Ах! и мой Дельвиг — Вильгельму

Он с вдохновенным челом
В Лору вождем был и Сельму,
Радостный царственный дом.
Рек же владыка: «Чужбина
В Сельму послала певцов;
Чашу привета, Мальвина,
Дева, царица пиров».
Гнедич и Дельвиг! и оба
В дверь безответного гроба
Оба и вдруг вы ушли!
В глубь беспредельной дали
Ухо вперяю напрасно;
Все и темно, и безгласно:
Там они, выше земли!

Тихо; по звездному своду

Ходит немая луна;
Ночь обаяла природу
Маками мертвого сна;
Дремлют и стоны, и бури.
Вдруг... по дрожащим лучам
Что-то скользнуло с лазури,
Зримое вещим очам...
Чудится чей-то мне голос,
Холодно! — млею; мой волос
Весь поднялся, как живой;
Всею моею душой
Делятся радость и трепет...
Песнью становится лепет...
Братья! не выли со мной?