Путешествие. Дневник. Статьи

Увы! горька державства сладость;
Царей земных великость — сон,
Ты мне веселие и радость;
Да не отступит твой закон
От сердца моего вовеки:
И там да слышу я всегда,
Что паствы моея стада
Не токмо те же человеки,
Но паче братия моя;
Что я всеобщий их служитель,
Что ты, о крепкий Вседержитель,
И мне и оным судия!

Соделай манием всемощным,

Да я в суде не знаю лиц,
Да буду помощь беспомощным,
Отрада сирых и вдовиц,
Благим — прибежище надежно,
И злым чадолюбиво строг.

. . . . . . . . . . . . . .

Да не обрящется несчастный
Во всем владении моем!

Посли мне свыше смысл пространный,

И дух мой в силу облеки,
Ничтожить козни злобы бранной,
Сражать противные полки,
Спасать Россию от наветов,
Над всеми царствами вознесть,
Разрушить дерзость, зависть, лесть...
. . . . . . . . . . . . . .
Над всем же сим взываю слезно,
С рабом твоим не вниди в суд!»

Скончал моление устами,

Не кончил в глубине души.

Чувство не велеречиво: для него довольно и одного слова! Таково глагол бысть в 4 песни в следующей строфе (Петр после Полтавской битвы говорит о Карле XII):

Рек враг, кипящий злым наветом:
Под солнцем власть моя крепка!
Пойду — и будет над полсветом
Моя господствовать рука;
Цепями прикую Россию
К престола моего столпам
И дам покой моим стопам,
Возлегши ими ей на выю!

Но бог:

Велел от выспреннего свода:
Да будет

в севере свобода!И север восклицает: бысть!

В рассказе о Мазепиной измене (в 3 песни) поэт, обращаясь к предателю, восклицает:

И зверь срамляется угрызть
Питающу его десницу —
А ты! сокройся жив в гробницу!

Здесь умолчание сильнее всего, что бы можно было сказать. В этом же рассказе другие два стиха заставляют невольно задуматься:

Но, ах! сердца людей коварных,
Как бездны моря, глубоки!

Далее, там же:

Где молнии твои дремали,
О небо! где коснил твой гром,
Когда отступник день печали
Простер, как тучу, над Петром?

Это самое пылкое изражение живейшего участия, которое поэт переливает и в слушателей.

О Мазепе князь Шихматов вообще говорит в стихах самых сильных, самых грозных! Итак, хотя в первой половине нашего разбора мы было и отказались от выписок из четвертой песни сей поэмы, однако же здесь уступаем неодолимому для нас желанию поделиться с нашими читателями отрывком, которого ужаснее и в самом Бейроне не знаем! Мы хотим уничтожить упорное, долговременное предубеждение и, как справедливо заметил нам один наш приятель, даже не вправе отказаться добровольно от средств самых действительных к достижению своей цели!

Мазепа,