Путешествие. Дневник. Статьи

1822 и первую половину 1823 г. Кюхельбекер провел у своей сестры Юстины в имении Закуп. Здесь он познакомился с «угнетением истинно ужасным, в котором находится большая часть помещичьих крестьян». «Говорю не по слухам, — объяснял он позднее Следственному комитету, — а как очевидец, ибо живал в деревне не мимоездом».[1736] Кюхельбекер много пишет, думает об издании журнала, который даст ему возможность жить литературным трудом.

К этому же времени относится увлечение Авдотьей Тимофеевной Пушкиной. Кюхельбекер хочет жениться на любимой девушке, но отсутствие службы, полная материальная необеспеченность заставляют его несколько раз откладывать свадьбу, так и не состоявшуюся до 14 декабря 1825 г.

30 июля 1823 г. Кюхельбекер приехал в Москву. Здесь вместе с В. Ф. Одоевским при поддержке Вяземского и Грибоедова он принимается за издание альманаха «Мнемозина». Первая часть его имела потрясающий успех. «Подписка идет в Москве хорошо, — сообщает издатель родным, — расходы по первой части покрыты: в кассе у нас сейчас 1300 рублей остатка, и мы ожидаем из Грузии еще 1500 руб. ...Я собираюсь отпечатать еще до 600 экземпляров первой части; а остальных частей сразу 1200».[1737]

Однако вскоре начались неудачи. Следующие книжки альманаха но имели того успеха, как первая. «Мнемозина» систематически запаздывала с выходом: последняя, четвертая, часть за 1824 г. была разослана подписчикам лишь 22 октября 1825 г.[1738] Материальные дела Кюхельбекера пошатнулись. Он вынужден жить журнальным заработком, получая работу у своих недавних противников, Греча и Булгарина. Он даже живет летом 1825 г. на квартире у Греча.

Снова, в который раз, пытается Кюхельбекер найти службу, занять прочное положение: то просит мать похлопотать через княгиню Барклай о месте в Министерстве финансов у Е. Ф. Канкрина, то мечтает получить место профессора русского языка и словесности в Эдинбурге и начинает учить английский язык, то, рассчитывая на рекомендации А. С. Шишкова и И. М. Муравьева-Апостола, собирается занять должность профессора литературы при морском ведомстве в Крыму.

Ни одному из этих планов не суждено было осуществиться. Пылкий, восторженный, республикански настроенный Кюхельбекер сближается с Рылеевым и Бестужевым. «Что за прелестный человек этот Кюхельбекер», — писал Рылеев Пушкину в апреле 1825 г.[1739]

Кюхельбекер живет на одной квартире со своим новым другом, поэтом Александром Одоевским, принятым в тайное общество в мае 1825 г. 10 сентября 1825 г. на дуэли с аристократом флигель-адъютантом Новосильцевым был тяжело ранен член Северного общества двоюродный брат Рылеева К. П. Чернов. 26 сентября состоялись похороны этого молодого человека, превратившиеся в грандиозную манифестацию. На могиле Кюхельбекер пытался прочесть свое стихотворение, исполненное революционного пафоса, столь характерного для предгрозовой атмосферы конца 1825 г.:

Клянемся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царей трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым.[1740]

Буквально перед самым восстанием, «несколько дней спустя по получении известия о смерти государя», т. е. в последних числах ноября или первых декабря, Кюхельбекер был принят Рылеевым в Северное общество. По существу это был лишь формальный акт, который, вероятно, и сами Кюхельбекер с Рылеевым рассматривали как символический обряд приобщения единомышленника к тайному братству накануне решительных действий.

Свое присоединение к декабристам Кюхельбекер уже во время следствия объяснял следующими причинами, свидетельствующими о давнем, хорошо обдуманном характере принятого им решения:

1. Злоупотребления и взятки государственных служащих.

2. «Угнетение истинно ужасное» крепостных крестьян.

3. Упадок торговли и промышленности.

4. Развращение нравов в простом народе.

5. Недостатки воспитания и образования дворянства.

6. Невежество простого народа.

7. Притеснения цензуры.

8. Республиканские убеждения («желание представительного образа правления»).[1741]

Наступил день 14 декабря. День бурной деятельности Кюхельбекера, навсегда вписавший его имя в историю России. Кюхельбекер оказался одним из самых активных участников восстания, что не преминули отметить судьи из «высочайше учрежденного Следственного комитета»: «...в день происшествия вы так много суетились и такое деятельнейшее принимали участие в предприятии членов тайного общества, что успевали быть в разных полках, сзывать членов общества и действовать на Петровской площади».[1742]