— Эй! Ну-ка, встань!.. Разлегся!.. Нет чтоб взрослому полочку уступить… Вставай, вставай. — Федя чувствует, как кто-то выдергивает из-под его головы портфель, голова больно ударяется о полку. Он открывает глаза. Над ним широкое круглое лицо с маленькими глазками, треугольником на подбородке и до ушей — рыжая бородка. Человек жует, и бородка двигается — туда-сюда, туда- сюда. Глазки пронзительно, словно просверливают, смотрят на Федю. Человек огромный, а голова у него маленькая, словно приделана к большущему туловищу по ошибке. Это, наверно, Феде так кажется, потому что он смотрит на рыжебородого снизу вверх. Широколицый еле помещается в проходе между полками. Феде становится страшно. Спросонок он не сообразит, чего от него хочет великан. Тот начинает злиться, берет Федю ручищами за ногу и за руку, легко, без всякого напряжения, поднимает над верхней полкой и кладет на нее. Туда же через минуту летит портфель и узелок с Фединой провизией.
Федя потирает ногу, где только что, словно клещами, держали пальцы великана, робко прислушивается к тому, что делается внизу. Вся полка скрипит, двигается.
Спать уже не хочется. Федя смотрит, как фиолетовым квадратом синеет окно, чувствует утреннюю знобкую свежесть, которая врывается с кормы, слушает однообразный ритмичный гул машины, вращающей колеса парохода, поплескивание волжской воды. Скоро утро, скоро взойдет солнце. Скорей бы. Днем все-таки веселее, интересней.
Упершись локтем о жесткую полку, Федя заглядывает вниз, чуть свесив голову: что там за чудище сидит, которое так бесцеремонно перебросило его наверх? Может, это и есть «лихие люди»?.. Или это — «чужие люди»? Надо бы тетеньку предупредить, а то спит и ничего не слышит… И вдруг Федя чуть не срывается с локтя, на который упирался: «Ну ясное дело! Это же Циклоп-Полифем, тот самый, который закрыл Одиссея и его товарищей в пещере!»
Полифем сидел на нижней полке, широченной спиной в серой, натянутой на плечах рубахе — вполоборота к Феде. Но вот он чуть повернулся: в руках у него большущий кусок мяса с костью. Циклоп жадно объедал мясо с кости, и Феде даже показалось, что он урчит от удовольствия, как его, Федин, Шарик, когда ему под крыльцо бросят кость. Жерновами двигались челюсти великана, заросшие рыжей бородкой. Ну точно, это — Полифем! Придумывай теперь, Одиссей, как тебе спастись, иначе вот закончит он обгладывать кость и примется за тебя, возьмет за руку и за ногу, как давеча…
Федя-Одиссей даже стихи вспомнил из учебника истории, он еще «пятак» заработал за то, что выучил и рассказал историчке эти стихи наизусть.
Как же теперь удрать Одиссею, чтобы Циклоп не заметил? Федя оттянулся вокруг и только тут обратил внимание на то, что здесь, наверху, — все по-другому: и люди другие, и занимаются они другим.
На верхних полках — те, у кого нет мешков, корзинок, сумок. Девушка проснулась вон на той полке, встряхнула густыми золотистыми волосами, падающими ей на плечи, гтянула на Одиссея и, вытащив из-под подушки книгу, стала читать. И в том, что, не успев «продрать глаза», девушка уткнулась в книгу, Федя угадал в ней что- то общее с собой. Захотелось узнать, что за книгу читает девушка.
А вон и еще человек из «верхнего общества» пассажиров, в солдатской гимнастерке. Сел, вытащил из брюк портсигар, взял папиросу, постучав ею о крышку, сунул в рот. Но прикуривать не стал — рядом девушка читает книгу! Накинув на плечо полотенце, вытащил из чемоданчика мыльницу и — раз! — по-спортсменски, как на брусьях, опершись о края двух полок, соскочил вниз.
Федя уже давно питает слабость к военным. С тех пор, как приезжал его двоюродный брат Николай — матрос Черноморского флота. Тельняшка, бескозырка с лентами, брюки клеш, застегивающиеся где-то на боку. А как он чечетку отбивал! Или еще очень здорово у него получалось, когда он, выбивая ногами, изображал движение паровоза. Сначала медленно, враскачку, потом все быстрее, и вот уже не уследишь за движением ног, а они ритмично выстукивают по полу, и кажется, на самом деле это перестукивают колеса паровоза на стыках рельс. Федя тоже пробовал научиться так, и немного у него даже получалось. Но чтобы как у Николая — где там!..
Этот солдат свое отслужил — на плечах только петельки от погон, и лет ему уже, наверно, за сорок, волосы-то с серебром, и орденские колодки на груди… Вот если бы познакомиться!..