Путешествие Феди Карасика

Матрос в это время, ничего не подозревая, начал красить ржавый якорь черной краской. Он мурлыкал под нос какую-то песенку и не обращал на Одиссея никакого внимания. Может, он каким-то образом узнал, как Одиссея называют в школе? Но ведь Карасик — это не фамилия. Это девчонки так окрестили Федю Краснова, переиначив его фамилию. Федя был тихий мальчишка, и потому Карасик закрепилось за ним сразу и бесповоротно…

Все! Хватит! Отныне Федя Карасик — Одиссей. Он возвращается на свою Родину. Он победит все штормы и ураганы, обманет одноглазого Циклопа-Полифема. Сильный, хитрый, выносливый, он победит!

— У-у-у-у-у!!! — заорало вдруг над Федей. От неожиданности Федя вздрогнул. Храброго Одиссея испугал рев гудка. И то сказать — Одиссей плывет на паруснике, а тут какие-то гудки!

Нависая над кормой грудью, Одиссей заглянул вперед, увидел, что навстречу его кораблю идет корабль-незнакомец. Он приземист, распластался над водой, как курица, прикрывающая под крыльями цыплят. Колеса его неистово лопотят по воде, упираются. Туго, видно, буксиру тащить за собой длинный-длинный плот.

— Эй, малец, в воду захотел угодить! — услышал Одиссей окрик над собой и в ту же минуту почувствовал, как чья-то рука бесцеремонно поставила его в вертикальное положение.

«Матрос, как ты смеешь брать за шиворот самого Одиссея!» — возмутился Одиссей. Матрос не услышал возмущения Одиссея, потому что Одиссей крикнул не вслух, а мысленно. Он снова красил якорь, размахивая кисточкой.

На борту проплывающего буксира Федя прочитал название: «Алексей Петров». Кто он, Алексей Петров?.. Ученый, революционер?.. А может, полководец…

Длинной вереницей вниз по течению проплыли плоты. Вот бы пересесть с парохода на плоты… Вон там и домик деревянный, а возле, на краю плота, светится в сумерках костер… Хорошо бы сейчас у костра посидеть, подбрасывать палки в огонь, и чтобы в котелке — уха!.. Им хорошо на плоту: сиди да лови рыбу с бревен хоть целый день.

Федя завистливо вздыхает. Кто-то, вроде бы даже мальчишка, бежит по плоту, машет фуражкой пароходу, а может, ему, Феде Карасику.

— Мальчишка, ты чего ж место-то свое оставил? — слышит Федя. Это тетенька, что сидит на полке по соседству с ним. — И вещички свои бросил. Так вить и обидеть могут лихие люди…

Федя плетется с кормы в темную утробу парохода. Над полками, в потолке, уже засветились тусклым желтым светом электролампочки.

Что ж, теперь всю дорогу и сидеть на полке?.. В духотище? Федя присаживается в уголок, возле своего портфельчика, осматривается по сторонам. На каждой полке — по одному, а то и по два человека. Да и на верхних — тоже люди. Вон с соседней верхней торчат, загородив проход, чьи-то голые ноги. Слева от Феди, подложив ладонь под щеку, умостился на ночлег мужчина в полосатом мятом пиджаке. Спит безмятежно, как у себя дома, только храп летит во все стороны. На полке за ним — женщина с девчонкой пьют чай.

«Почему они в столовую не идут? — подумал Федя. — Ведь столовая на пароходе есть…».

Девчонка поймала Федин взгляд, перестала пить чай, смотрит. Федя отворачивается. Справа, положив чемодан на колени, взмахивают картами парень в косоворотке, полная пожилая женщина, такая же толстая, но молодая девушка. Ворочается, никак не устроится на жесткой полке старушка тетенька в черном платке, та, что Федю с кормы увела. Она открывает глаза, долго, словно изучает, смотрит на Федю и говорит укоризненно:

— Как же тебя одного родители-то отпустили?.. Нешто непутевые!.. В дальней-то дороге мало ль приключиться что может: отстал от парохода иль потонуть можно… Еще, поди, лет десять тебе?..

Федя пожимает плечами, молчит, он не знает, что ответить тетеньке. А она и не ждет ответа, понимает: какой от него, желторотого, разговор. Продолжает, будто сама с собой:

— Всякие родители бывают, — и тяжело вздыхает по Феде.

Но Феде становится обидно и за родителей своих, и за себя, он говорит:

— В шестом я учусь…

— Ишь ты, — удивляется она, — а не подумаешь…

Тетенька укладывается, закрывает глаза. Через несколько минут она уже спит. Федя это видит по тому, как разгладились морщины на ее лице и сошла, размягчившись, суровость.

«Может, и мне спать пора?» — думает Карасик и тут до его слуха доносится голос:

— Эй, мальчишка!

Ну конечно, это опять Федина знакомая. Федя с любопытством и настороженно смотрит на маленькую цыганку Здесь, на полке, он чувствует себя хозяином положения, но эта девчонка какая-то неожиданная, не знаешь, как она поведет себя через минуту.

— Тебя зовут балда… — вспомнила девчонка, хитро посмеиваясь глазами. — А ты знаешь, как меня зовут?

— Знаю. Тебя зовут Ольга… Откуда знаю?.. Я гадать умею, — засмеялся Федя. — Хочешь погадаю?

— Гадай, гадай, — протянула Ольга ладошку. — Отгадай, в каком я классе учусь?..

— Ты, учишься? — удивился Федя.

— А что, думаешь: если цыгане, так не учатся?.. Я во втором классе училась…

— В третьем будешь? — снова удивился Федя. — А такая маленькая…

— Ах, какой великан! — взмахнула руками, как взрослая, Ольга. — Под самый потолок большой, даже до неба!