Путешествие Феди Карасика

А отец уже встал со скамейки. Почему-то держал в руке скомканную фуражку.

— Как бы и нам не уехать с тобой, два гудка было уже. — Он нагнулся, поцеловал Федю. Мама тоже принялась целовать Федю. Потом они торопливо ушли по узкому коридору, и Федя остался один. Загудел третий гудок.

— Иди, помаши отцу-то с матерью, — посоветовала старая тетенька, сидевшая на соседней с Федей скамье.

— Иди, иди…

Пароход яростно задрожал всем корпусом. Федя, оставив портфелек и узелок с продуктами, пошел на корму. Встал у чугунного кнехта- тумбы, с которой матрос уже сбросил чалку. Федя перед этим слышал откуда-то сверху команду: «Отдать швартовы!» Корма совсем вплотную притерлась к пристани. Пароход разворачивался медленномедленно на простор Волги. Вот колеса застучали плицами по воде чаще, чаще, и щель между пристанью и кормой стала быстро расширяться. И тут Федя глянул на пристань. Отец с матерью стояли у перил и махали ему руками. В руке у мамы белый платочек, лицо у нее растерянное, беспомощное, на нем столько тревоги, словно с Федей уже сейчас должна случиться беда.

У Феди что-то шевельнулось в груди, губы задрожали, но он сдержал себя и стал отчаянно махать руками.

Потом пристань была уже далеко, люди на ней стали неразличимы, Федя стал смотреть на воду за кормой. Вода бежала голубыми волнами за пароходом, крутилась яростными воронками. Над кормой кричали чайки.

Глава четвертая Федя Карасик неожиданно встречает свою знакомую

Сливаясь в грохот водопада, шумит вода под ударами лопастей колес «Чайковского». Уплывают и уплывают назад пристанешки, выстроившиеся, как на параде вдоль берега, лодки. Их много, лодок, стоит у Крутоярска. Когда они остались позади, Федя видит, как лодки, будто по команде, раскачиваются с борта на борт, как бы танцуют какой-то непонятный танец.

С берега на пароход, проплывающий мимо, с любопытством смотрят домишки городка. Они здесь такие же деревянные, как и в Песчанке. Посверкивают на солнце окнами, и Феде кажется, что они даже слегка поворачиваются вслед за пароходом.

А вот и железная деревня нефтебазы. Совсем рядом. Эти железные баки-резервуары, расставленные на высоком берегу, видны и из Песчанки, но оттуда они кажутся маленькими, похожими на консервные банки, а рядом — это огромные железные бочки.

Прощальным маяком провожает Федю торчащая, словно палец, на лысом холме, водонапорная башня. Она потом еще долго будет маячить в сизоватом мареве у горизонта, как бы не желая расставаться с Федей.

А справа — песчаные косы, отмели, желтый теплый берег Фединых рыбалок, золотой пляж, протянувшийся на многие-многие километры. Вон одиноко среди желтого царства песка приткнулся к берегу дебаркадер, а к нему приноравливается пристать бочком белый «Москвичок».

Песчанку за лесом займища не видать. Федя смотрит вперед. «Ура!» — хочется закричать ему, потому что вдруг он узнает остров, мимо которого проходит «Чайковский». Остров называется Осиновский. Это тот самый, куда уехал сегодня на рыбалку с Василием Ивановичем Петрик.

«А что сейчас увижу их лодку!? — пронеслось в голове. — Вот бы здорово!.. И попрощались бы…»

Но желание Феди не сбылось. Пароход шел все-таки далеко от левого берега, ближе его не подпускали белые бакены, покачивающиеся на волнах. А вообще какая-то лодка стояла у самого входа из Волги в воложку. Может, и Петрика эта лодка, кто ее знает…

— Эй, мальчишка! — Кто-то бесцеремонно дернул Федю за рукав.

Карасик повернулся. Перед ним стояло чумазое существо. Черные, не то загорелые, не то грязные ноги, яркое цветастое платье, ушастая, коротко подстриженная голова. Существо улыбалось и разглядывало Федю, как будто Федя был какой-то предмет, а не живой человек.

— Чего тебе? — хмуро и со скрытым недоумением спросил он, вырвав рукав рубашки из цепких пальцев девчонки.

— Дай арбуза, — заискрились озорством черные смелые глаза девчонки. Она снова ухватила Карасика за рукав и предложила: — Или рыбки дай… А я тебе погадаю.

— Иди ты… — растерялся Федя от такой настырности. И вдруг узнал: это же та цыганка, которую они с Петриком застали возле своей палатки на берегу Волги!

— Дай рыбки! Дай рыбки! Дай рыбки! — заплясала и закривлялась вокруг Феди девчонка, чувствуя его растерянность.

— Ольга! — услышал Карасик громкий и требовательный окрик. — Иди сюда!

Возле борта на корме, прямо на железной палубе, расстелив одеяла, мешки, сидела смуглая женщина. Она кормила грудью ребенка, придерживая его одной рукой, и одновременно ела сама: брала свободной рукой с мешковины то хлеб, то вареное мясо.

Что-то сердито сказав по-цыгански, она показала девчонке кулак и продолжала свой обед.

Девчонка скорчила гримасу Карасику и, приплясывая, побежала к борту, где над водой висела шлюпка. Шлюпка слегка покачивалась. Федя смотрел, как Ольга за спиной матери шустро вскарабкалась в шлюпку, уселась там и закричала Карасику:

— Мальчишка, а ты залезешь в лодку?!

Не получив ответа, она весело запела на своем языке, то и дело повторяя единственно понятное: