Путешествие Феди Карасика

«И ладно, — решил Карасик. — Мне-то все равно пешком идти, так хоть бежать не буду за великом, как собачонка на привязи». И остался… И вот он все ходит среди цветов по мягкой весенней зеленой траве, иногда наклонится, иногда опустится на колени, словно здоровается с каждым тюльпаном. А их вокруг — необозримо! Но Карасик обойдет их все и с каждым поздоровается. Обязательно.

А рядом, всего каких-нибудь пятьсот метров от поля тюльпанов, посверкивает под теплым, ласковым по-весеннему солнцем Волга. Федя, когда выпрямляется в рост, видит зеркало ее плёса. Он видит, как сверху медленно спускается, разрывая тихую воду носом, пароход. А навстречу ему — буксир. Пароход гудит:

— Гу-у-у Гу-гу-гу!

Карасик слушает и думает: «Чего это он не то, что надо гудит?.. Ему надо гудеть: «Приветствую, дружище! Далеко ли путь держишь?» А он — совсем другое: «Эгей, кто там ротозейничает! Отхожу от пристани, не опоздайте!» «Конечно, — удивляется Федя, — один длинный и три коротких. Все перепутал бедняга пароход!» Но на душе Карасика почему-то неспокойно. Он волнуется, совсем забыв про тюльпаны, радостное настроение его сменяется тревожным. И вот он уже бежит зачем-то к Волге, навстречу пароходу. Только бы не опоздать, только бы не опоздать!.. Но почему-то никак не бежится. Ноги, словно ватные, будто отекли. Карасик передвигает ими и почти не двигается, стоит на месте. А пароход уже проходит мимо и какой- то дядька в сапогах… «Да это же Циклоп!!» — узнает Федя. Машет платком с кормы и громко поет, приплясывая и ехидно подмаргивая Карасику:

— Как у Волги — у реки, у реки,
Тянут сети рыбаки, рыбаки!..

Глава двадцать шестая Еще одно испытание

Пассажирский катер кричит-надрывается через каждые десять минут. Он боится кого-нибудь раздавить: лодку, встречный катерок.

Карасик просыпается от его визгливого до хрипоты голоса, садится на скамье, на которой спал. День в полном разгаре, уже, наверное, часов одиннадцать-двенадцать. Федя проспал так долго потому, что ночью-то мало пришлось спать.

Вчера он чуть было не прозевал свой катер. Заснул, и если бы не тот тревожный сон, который ему приснился — все тогда, остался бы он в Горьком и билет бы пропал. Карасик выскочил из зала ожидания, когда катер уже в третий раз попрощался с пристанью, когда матрос стянул с него за веревку трап, когда уже отдал он концы, когда катер, притираясь к пристани, сдвинулся с места и между ним и причалом стала образовываться черная и глубокая щель, на дне которой плескалась встревоженная волжская вода.

— Куда! — закричал на Карасика матрос.

Федя нырнул под задвинутый в железные скобы брус, загородивший пролет на пристани, и прыгнул на уходящую корму.

— За уши тебя, братишечка, за такие дела надо, — встретил его на катере сам капитан. — Проспал, что ли?..

— Проспал, — облегченно вздохнул Федя. Он был рад, что все-таки успел, что был на этот раз решительным и не побоялся — прыгнул через черную щель, отделявшую пристань от борта катера.

Капитан даже билет не спросил у Феди Карасика… Он только глянул на него смеющимися глазами и спросил:

— Один, что ль, едешь?

— Ага, — подтвердил Федя и хвастливо добавил: — От самой Песчанки.

— Где же это Песчанка?.. Что-то не слышал.

— За Волгоградом.

— Далеко путешествуешь… Багажишко-то у тебя не велик.

Федя пожал плечами, не зная, что ответить на это.

— Ну давай устраивайся, — пригласил капитан, все так же весело посмеиваясь глазами.

…А теперь вот Карасик уже выспался и проснулся. Над речкой, над лесом и справа, и слева моросил мелкий дождь. Небо было серым, и день был тоже серым от туч, которые клубились густым дымом совсем низко.

Катер был не то, что «Чайковский», на нем не было первых и вторых классов, тут все ехали вместе, без разделений на классы, и это Карасику нравилось. Даже сама капитанская рубка, которая на «Чайковском» возвышалась над первым классом, здесь стояла рядом со скамейкой, на которой спал эту ночь Федя, и дверь — вот она, пять ступенек — ив рубке!

Чтобы не наскочить на берег или на мель, катер ползет медленно, еле-еле. А вот, хрипло прокричав что-то, и совсем остановился.

Федя заинтересовался, что же там происходит впереди, и вышел на носовую часть. На носу с длиннющим полосатым шестом в руках стоял матрос. Он то и дело опускал шест в воду, доставал им до дна и кричал:

— Два с половиной!

— Два!

— Два с половиной!

— Три!

Катер двигался на ощупь, Федя смотрел на матроса с длинным шестом, ему казалось: сейчас матрос опустит шест, упрется на него и прыгнет на берег. Федя видел в кино, как высоко прыгают с шестом спортсмены.

Но вот, кажется, миновали мель, матрос вытащил из воды шест, катер пошел порезвее. Однако ненадолго ему удалось прибавить скорость. Снова над Карасиком засопел недовольный его голос.

Впереди, из-за поворота, вывернулась лодка. Да, да, всего-навсего какая-то лодчонка. Она-то и заставила «Кулибина» опять сбавить ход. Люди, сидевшие в лодке, спешно пристали к берегу и потащили лодку в кусты, чтобы дать пройти катеру.