Путешествие Гулливера на корабль скотоголовых

Удивляться и задавать вопросы у меня не было сил. Прикрыв глаза в ожидании сладкой неги, я не помнил, как дошел до дверей своей каюты. Сил едва хватило на вечерний моцион. Потом была короткая вспышка сна и снова стук в дверь.

— Мистер Гулливер, брокколи ждет вас! — Раздался задорный голос с той стороны.

— Ммм, неужели они не хотят потратить день с большей пользой? — спросил я сам себя. — Иду! — Крикнул я вслух.

Я понятия не имел, кто меня должен кормить. В моей каюте было пусто, а мне хотелось с утра выпить чашку чая. За дверью стоял тот самый сенбернар.

— Не подскажете мне, я хотел бы позавтракать, куда мне обратиться? — спросил я его.

— Обратитесь к своему холодильнику. — Ответил он и ощерился крупными клыками.

Видя мое замешательство, он попросил разрешения войти, затем подвел меня к белому шкафу. Открыл его дверь и к моему удивлению, сделал открытие, что в моей каюте полно разных съедобностей, спрятанных внутри самоохлаждающегося шкафа, называемого холодильником. На все про все, он дал мне пять минут.

Их я потратил на сэндвичи с колбасой и какой-то терпкий темный напиток со странным вкусом. Спустя отпущенное мне время я почувствовал себя готовым к новому рабочему дню.

— А скажите, мне придется есть брокколи? — С тревогой спросил я.

— Нет, только изображать счастье рядом с вегетарианскими блюдами.

— Изображать? Понятно. Вчера меня этому учили весь день. Кажется, у вас это в порядке вещей изображать?

— Не понимаю вас, мистер Гулливер.

— Ну, мне показалось, что вы стараетесь больше изображать, чтобы со стороны показаться кем-то другим.

Сенбернар гоготнул.

— Это реклама. Здесь надо выставлять успешность напоказ. Вы знаете, каков закон хорошей рекламы?

— В мое время хороший товар в рекламе не нуждался.

— В ваше — точно, но в наше информационно-насыщенное время старые трюки не работают. Нам надо чтобы в головах наших потребителей выстроилась смысловая цепочка: товар-успешность. Не можешь себе позволить наш товар, значит, ты не успешен. Изгой, слабак, рохля или неопределившийся.

— Неопределившихся не волнует успешность?

— Их ни черта ничего не волнует. Они как растения. Настоящая движущая сила мирового бизнеса, это мы, определившиеся. Креативный класс, на пике технологического и культурного прогресса. Мы, острие эволюции. Наша сила в нашей неутолимой жажде творить и пользоваться тем, что мы сотворили, день ото дня улучшая свою жизнь!

Человек-сенбернар если бы умел краснеть, обязательно бы раскраснелся. Такой проницательно мощной была его речь. Вместо этого у него выступили шнурками слюни по краям рта, простите, пасти.

— Лучше бы вы бургеры улучшили, или придумали бы им более пристойное название. Например — подошва, очень бы подошло.

— Я не понимаю вашу иронию, мистер Гулливер. У них прекрасный вкус. Может быть, он просто непривычен для вас?

Я не нашелся, что ответить сенбернару. Не хотелось затевать спор на не стоящую того тему.

— Может быть. — Согласился я.

— А я бы хотел попасть в ваше время. Это такой кладезь для воображения! — Сенбернар мотнул головой, и слюни его разлетелись по сторонам.

— Боюсь, ваш внешний вид не смогли бы оценить по достоинству мои современники. — Я представил этого собакочеловека на улицах Лондона. В лучшем случае его смогли бы терпеть только в цирке.

— Ах да, древность! Я забыл, что когда-то Землю населяли только неопределившиеся. — Вздохнул он. — Ну, и ладно, всему свое время.

Я только собрался расспросить его подробнее об неопределившихся, как оказалось, что мы пришли. Сенбернар открыл дверь на палубу и мы очутились под теплым солнцем и голубым небом. Кроме декораций и полуголых девиц здесь снова все было точно таким же, как в тех местах, где я работал вчера. Руководила работой женщина, но одетая по мужски. Бесполая птичья голова, кажется это была иволга, усиливала ее бесполость еще сильнее. Если бы не две выпуклости, едва обозначавшие ее грудь, я бы точно принял ее за мужчину.

— Очень рада знакомству. — Прочирикала иволга.

— Взаимно. — Я пожал протянутую ладонь, отметив ее вялость.

— Вечером жду отчет. — Отрывисто, по-собачьи, произнес сенбернар. — Успеешь?

— Постараюсь.

— Не постараюсь, а успею.

— Хорошо. — Сенбернар услышал то, что хотел и ушел.

Все повторилось в точности с тем, что я делал вчера. Фальшивые улыбки, закатывания глаз от мнимого блаженства. Кажется, это меня утомляло сильнее всего. Так недолго было заболеть или получить психическое расстройство. Передо мной стояли красиво сервированные блюда совсем не содержащие мяса, и как я сам произносил вслух «на камеру», приготовленные без капли животного жира. Через несколько часов проговаривания в разных вариациях одних и тех же слов, я почувствовал, что готов попробовать, то, что сам рекламировал.

— Разрешите кусочек. — Спросил я у иволги.

— Не советую. Это все полито машинным маслом, чтобы красивее выглядеть.

— У нас, по выходным, на ярмарке, чтобы продать, торговцы отрезают кусочек на пробу. По мне, это самая честная реклама.