Путешествие Гулливера на корабль скотоголовых

— Познание и созидание. Мы рассматриваем праздность, как порок, стагнацию общества и деградацию личности.

— Приятно слышать. Но скажу вам, и в наше время люди грешили этой проблемой. Многие властные и просто богатые люди предавались безудержному веселью. В итоге, они теряли все, власть, друзей, здоровье.

— В ваше время были противовесы этим людям? Вы, например, один из них.

Я был польщен.

— Как сказать, я занимался тем, к чему лежала моя душа.

— Как и наше сообщество. Мы вступили в него по велению души.

Мы вошли в небольшой зал со сценой и креслами, как мне показалось, мест на сто. На сцене стояла девушка с головой совы и громко общалась с залом.

— Наше желание постигать науку есть защитная реакция общества на засилье праздности. Почему мы? Потому что для нас физика, химия, математика, философия, как для большинства вечеринки, алкоголь, дерганье телом под музыку и прочие вещи, разлагающие мозг и психику человека.

В зале раздались аплодисменты. Парень-ворон поднял вверх руку, чтобы девушка-сова обратила на него внимание.

— Простите. У нас гость! Я рада вам представить человека из восемнадцатого века, мистера Лемюэля Гулливера! Прошу вас.

Девушка спустилась по ступенькам вниз, взяла меня под руку и подвела к прибору, который, как я уже догадался, усиливал звук.

— Как вам у нас, в двадцать первом веке, мистер Гулливер? — Спросила она прислонившись губами к шарообразному утолщению прибора.

Я немного смутился, не представляя точно, как пользоваться этой штукой.

— Говорите в микрофон.

Девушка подвинула прибор ко мне.

— Спасибо! — Я услышал собственный голос, усиленный в несколько раз и вздрогнул. — Во-первых, я поражен техническим прогрессом. В мое время любили фантазировать на тему, как будет выглядеть мир через сто лет и более. Признаться, их фантазии меркнут рядом с тем, что я увидел. Думаю, во многом это заслуга таких молодых ученых, как вы! — Мой комплимент нашел отклик, раздались дружные аплодисменты. — Мои современники, считающие себя оракулами, предупреждают, что в будущем Лондон, из-за растущего населения, будет загажен лошадьми до такой степени, что улицы станут непроходимыми. Это так?

Вместо ответа раздался смех.

— Не так!

— В Лондоне нет лошадей!

— А как же королева?

На этот возглас снова раздался дружный смех.

— В Англии до сих пор монархия? — Удивился я.

— Да.

— Боже, храни королеву. Хоть что-то осталось неизменным.

— Мы отвлеклись. Политические шутки не наш конек. — Девушка-сова перехватила микрофон. — Нам интересно послушать, как вы жили в восемнадцатом веке? Какие злободневные вопросы поднимались в обществе? Каким оно было общество, до того времени, когда люди научились выбирать себя?

Я сразу понял, о чем последний вопрос, но решил переспросить, на всякий случай.

— Вы хотите знать, про то, как жили люди, пока не стали различаться на «определившихся» и «неопределившихся»?

— Да, мистер Гулливер. Нам сейчас трудно понять, как так можно было жить, не понимая, кто ты есть.

Сова поставила меня в тупик. Мне до сих пор было неизвестно, когда и как, и главное, для какой цели люди заменили свою нормальную человеческую голову, на эти морды животных, гадов и птиц.

— Жили, в сравнении с вами, я бы сказал, иначе. Я здесь не так давно, и много еще не понял, единственное, что я заметил, это то, что ваши головы, отражают какую-то доминирующую черту характера. Я прав?

— На то вы и Гулливер, великий, умный и наблюдательный человек. Наше общество устроено на принципах выбора свободы каждого, как неотъемлемого принципа гармоничного сосуществования людей. В ваше время ведь не было такого?

— Такого? Нет, такого у нас точно не было. У нас парламент недавно появился, поэтому для вас наше время может показаться дикими сумерками. Но одного я не могу понять, почему вы пренебрежительно относитесь к «неопределившимся»? — Мне захотелось, чтобы эти умные головы поставили точку в этом вопросе.

— Да, конечно, мистер Гулливер, я постараюсь сделать это для вас в доступной форме. — Пообещала девушка-сова. — Я уже рассказала вам о свободе каждого гражданина, как главном принципе устройства нашего общества. То есть, вы свободны стать кем хотите, делать, что хотите, вы свободны выбирать, кем быть. Из этой свободы проистекает ваша трансформация. Кем бы вы ни были, общество примет вас. Таков наш основной принцип. Но есть те, кто не готов выбирать, это «неопределившиеся». В силу каких-то причин они не понимают свободы, которую представляет им общество.

— Вы хотите сказать, что процесс превращения в «определившегося» происходит под давлением общественного мнения? — Спросил я.

— Вовсе нет, мистер Гулливер. Для этого нужна зрелость личности.

— Видимо я тоже еще не дозрел. Мне показалось, что оставаться кем угодно, большая свобода, чем выбирать себе вот такую…, голову. — Я не нашелся, как точно описать превращение.

— Нет, мистер Гулливер, отказываясь определиться, вы отказываетесь от свободы, и в первую очередь от внутренней свободы, которая помогает вам стать тем, кто вы есть на самом деле.

— А чем плох человек с обыкновенной головой. Разве свобода не подразумевает такой выбор?