Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах

Во Афинах же раздражашеся дух его в нем. Возрожденная Греция представляла ему мало утешительного. Епархии, издревле подчиненные Константинопольскому Патриаршему престолу, отделялись от него политически и прервали непосредственное к нему отношение. Для образования духовенства не было еще принято никаких удовлетворительных мер. Новое поколение народа возросло в кровопролитии за свободу, не имея времени заняться внутренним усовершенствованием себя посредством воспитания в страхе Божием; с прекращением же войны начальное образование перешло не малой частью в руки людей, чуждых нам по вере, которые на свой счет завели там училища, дабы, пользуясь непросвещением и бедностью жителей, привлекать к себе детей их, внушать им свои заблуждения и посевать плевелы на ниве Церкви Православной.

По прошествии пяти месяцев по прибытии в Афины здоровье иеромонаха Аникиты начало увядать от возвратившихся к нему сильных припадков[176], от коих он страдал уже в течение многих лет и неоднократно приводим был в опасное положение. К сему присовокупилась нечаянная скорбь о бедствии, постигшем Русский Святогорский скит. Один из единоземцев наших, поклонник Святого Гроба, возвратившись туда из Константинополя, привез с собой чуму и сам прежде всех пал ее жертвой; вслед за ним более двадцати братий и посетителей, а в числе первых и сам настоятель, переселились в вечность. При этом же несчастном случае сделался добычей заразы и схимонах Феодор, принявший на свое попечение строение церкви во имя святителя Митрофана. Немногие уцелевшие от свирепства моровой язвы иноки, почитая иеромонаха Аникиту за отца и покровителя по уважению, которым он пользовался и между греческим духовенством, и от наших посланников и консулов, убедительно призывали его к себе, как для устройства их обители, так и для возведения заложенного храма. Сии причины побудили его безотлагательно просить увольнения от должности, и Святейший Синод в конце апреля 1837 года распорядился о приискании в Афины другого священнослужителя.

Между тем хроническая болезнь иеромонаха Аникиты, сопровождаемая обильными кровотечениями, возрастала с разрушительной силой и наконец довела его до совершенного истощения. Невзирая, однако, на крайнее расслабление, он заставлял водить себя в церковь посольства, и там, оживляемый благодатью Божией, продолжал священнодействовать. Так протекли великие дни Четыредесятницы и Святая Пасха. Свирепство недуга по-видимому укротилось, но светильник жизни уже потухал от его губительного действия. Поздние старания медиков, в числе коих находился и старший королевский врач, оказались безуспешными. Изнеможенный труженик, давно умерший для мира, смотрел без страха на приближавшуюся к нему тихими шагами смерть, к принятию коей готовился так долго. «Свидетели мучительных припадков и последней с нею борьбы отца Аникиты не слыхали из уст его ни одной жалобы, не заметили в нем ни малейшего нетерпеливого движения, не могли уловить ни одного вздоха. Народ, внимавший ему дотоле у алтаря Господня, лишь только сведал о болезни человека Божия, толпами бросился в его келью. С утра до вечера старцы, взрослые, женщины и дети окружали одр страдальца, стоя на коленях. Начальство миссии увидело себя принужденным запретить приходящим вход, чтоб уменьшить стечение многолюдства ко вреду больного»[177]. На вопрос, не хочет ли сделать завещания, он отвечал: «Я монах. Отдайте все, что останется, в скит пророка Илии». Приняв с пламенной верой елеосвящение и удостоившись 6 июня, накануне праздника Сошествия Святого Духа, причаститься Святых Таин в полной памяти и ненарушимом спокойствии, священноинок Аникита рано на другой день при повторении: «Пора, пора в Иерусалим!» – скончался с миром.

Погребение его, по обрядам нашей Церкви, совершено торжественно 10 числа афинским епископом со всем его причтом, при многочисленном стечении народа. По произнесении преосвященным надгробного слова все присутствовавшие не могли удержаться от слез: они плакали о чужеземце, едва только девять месяцев находившемся меж ними. Так сильно действует на сердца истинное благочестие! Тело преставившегося, несмотря на существующее в Греции постановление, коим воспрещается хоронить в церквах, положено в находящемся близ города Архангельском монастыре, во уважение общего благоговения, внушенного добродетелями и строгой жизнью сего достойного священнослужителя[178]. Найденное после него имущество доставлено в скит; оно состояло в иконах, ризнице и книгах. Другого рода обильное и притом нетленное богатство оставил он в посеянном им Евангельском учении, которое утверждал примером собственной богобоязненной жизни, деятельной веры и христианского смирения. Отец Аникита умер на пятьдесят четвертом году от рождения, но богоугодная старость не в числе лет исчисляется; небесная мудрость, которой он посвятил себя, давно уже убелила его сединами разума, и он созрел для вечности.