Путешествие Иранон

Спустя час, потраченный на завтрак и путь, я вновь оказалась перед полуприкрытыми коваными воротами территории церкви, сжимая в руках кожаный заплечный мешок со сладостями. Редкие облака скользили по небу, лишь на считанные секунды закрывая лучи света, прохладный ветер, кажется, утих, не пытаясь прикоснуться ко мне под широкими полами манто, воздух свежий и удивительно прозрачный был наполнен тихим стуком еще голых ветвей, дрожащих от легких дуновений в вышине крон.

Лилит встретила меня на аллее, смущенно улыбаясь и выставив свои босые ноги так, будто солнце должно было их приласкать, оставив легкий розовый поцелуй и множество мелких веснушек. Едва сдержавшись, чтобы не прикоснуться к изящным пальчикам, проверив, не потеплел ли камень и не чувствуется ли тонкая пульсирующая венка на щиколотке, я подняла голову, невольно запоминая черты лица девушки.

Интересно, что с ней случилось.

Любовь, и довольно жестокая.

– Иранон!

Вздрогнув от чужого оклика, я выглянула из-за статуи и заметила впереди Элея, стоящего у дверей своей церкви. Помахав мне рукой, он дождался, пока я подойду и, лучась счастьем, едва ли не обнял в приветствии.

– Как я рад, что ты все же ко мне зашла, твой приезд действительно стал для меня счастливым знаком.

– Здравствуйте, а что такое?

– Я смог поговорить с моим другом, боги, я так долго об этом мечтал, я думал, что окончательно лишился его, похоронив собственными руками.

Элей, сильно поменявшись в поведении с нашей прошлой встречи, выглядел на удивление живым и бодрым, стерев вчерашнюю усталость, скорбь и тоску, маской вцепившиеся не только в лицо, но и, кажется, в душу.

– Звучит крайне трагично, я бы послушала эту историю за чаем.

– Конечно, если ты готова слушать мой бубнеж и дифирамбы. Я говорил со своим другом буквально только что и не совсем пришел в себя.

– Ой, я готова слушать что угодно, особенно, если это можно будет записать на память.

– Все что угодно, у меня не так много знакомых осталось в столице, тем более тех, кто знал бы Ньярла так долго, как я, или хотя бы вполовину так же предан.

Мягко подтолкнув меня к дверям, мужчина проводил меня внутрь главного зала.

– Ньярла? Тот самый? Это ваш друг?

– Да, можно и так сказать.

Остановившись на пороге, я замерла, с удивлением рассматривая темные каменные стены и колонны, поддерживающие потолочный свод. Под ним, как под надежным щитом, закрывающим своих прихожан от бед, расположились ряды деревянных скамей, ведущих к алтарю и трибуне у дальней полукруглой стены, поделенной на три части высокими витражными окнами. Каждый из рисунков, составленный из кусочков цветного стекла, отображал одного из богов. Луна, расположенная посередине, выглядела прекрасной девой с серебряными локонами в свободной летящей одежде с белыми лилиями в руках. Солар и Нокс по бокам от нее, безликие в резных масках и различные лишь цветом, смотрели на скамьи безразлично, безучастно, будто и не боги вовсе, а лишь наблюдатели. Их балахоны, украшенные какими-то символами, закрывали капюшонами головы, а рукава, спускавшиеся до пола, лишь приоткрывали в разрезах ладони, держащие солнце или звезды.

Солнечные лучи, проходя через витражи, разбрасывали по стенам и полу множество ярких пятен, искажая пространство. Легкая дрожь теней и набегающие на светило облака, изредка скрывающие эти пятна, будто бы погружали в транс, заставляя завороженно смотреть на этот необычный танец.

– Красиво как.

– Правда? Я сам когда-то создавал этот витраж, меня всегда привлекала магия украшений из стекла, если хочешь, то могу сделать тебе собственный ловец солнца.

– А можно?

– Конечно, только придумай, на что он должен быть похож.

Подбежав к алтарю, вырезанному из большого куска гранита, я помотала головой, стараясь представить, что именно хочу получить от этого мастера.

– У нас в Заре тоже часто используют витражи и цветные стекла, но они никогда не складываются в какой-то рисунок, тем более такой большой. Обычно это просто узоры из повторяющихся элементов, а уж ловцы солнца вообще редкость, из маленьких кусочков делают только фонари.

– Будет чем похвастаться на родине.

– Ну… да.

Элей подошел к незаметной двери сбоку от алтаря, и я поспешила пройти за ним через узкий коридор, ведущий к башне и подвалам на улицу, где раскинулся небольшой плодовый сад, огороженный простой каменной кладкой. Там, за рядами деревьев и несколькими арками, обвитыми плющом, мы оказались на тропе, ведущей от церкви к двухэтажному кирпичному дому для священнослужителей, расположенному чуть дальше впереди.

– Сюда.

Мужчина свернул к низкому деревянному забору, отделявшему тропу от небольшого участка со старым, не моложе церкви, домиком из того же темного камня. Перед окнами на крошечном участке двора разрослись несколько яблонь, увитые диким виноградом.

Остановившись у крыльца, ожидая, пока Элей откроет двери дома, я припомнила старый стих, который слышала однажды.

– Чашу с темным вином подала мне богиня печали.

Тихо выпив вино, я в смертельной истоме поник.

И сказала бесстрастно, с холодной улыбкой богиня: