Путешествие из Бухары в Петербург

Иногда он приглашал меня на танцы, концерты, вечера, которые трудно описать, и на которые сходились жены и дочери английской знати. Он сажал меня с собой и старался развеселить меня.

[Воистину, странствие хотя и есть частица ада, оно иногда приносит пользу.]

Рассказчик продолжал:

— Однажды губернатор вызвал меня и сказал:

— Ты в этом краю — чужеземец. Чтобы не скучать и не грустить, ты должен заняться каким-либо делом.

— По милости сахиба-губернатора я провожу дни и ночи в веселии и наслаждениях.

— Если ты расположен, — продолжал он, — то переписывай для нас, когда у тебя будет свободное время, «Шах-намэ» Фирдоуси.

— Рад стараться, — был мой ответ. — Я сам жажду оказать тебе какую-нибудь услугу на память о себе, но до сих пор не дерзал сказать об этом.

Он приказал приготовить для меня письменные принадлежности, и я в течение шести месяцев переписывал для него «Шах-намэ». После окончания работы губернатор подарил мне три дорогих платья, шестизарядное ружье с позолотой и две тысячи золотых рупий.

Спустя восемь месяцев, я соскучился по близким и по родным краям, и все эти милости и благодеяния мне показались ничтожными.

Да, небосвод, если даже исполняет, хотя бы два дня, прихоти человека, то четыре дня хочет устранить его и исполнять прихоти другого. Ведь в слове «давлат» (счастье) — «дав» (беги) и «лат» (удар) — две равные части, два сына одной утробы. Поскольку настала для меня пора вновь пережить бедствия, я в один прекрасный день отправился к губернатору, чтобы попросить разрешения вернуться в Туркестан и Мавераннахр. Он захотел говорить со мной наедине, позвал во внутреннюю комнату и долго уговаривал меня поселиться в тех краях.

— Если ты хочешь породниться со знатным родом, — говорил он, — то я возьму это дело на себя.

— Пусть сахиб дозволит мне, — отвечал я, — отправиться на родину, уладить там все свои дела, повидать старую мать и вновь вернуться сюда на службу. и я не стану медлить с этим делом.

Он стал расспрашивать меня о доходах и расходах Бухары:

— Сколько в самой Бухаре обрабатываемых и пригодных земель?

— С востока на запад, — отвечал я — примерно, пятнадцать фарсангов, с севера на юг — восемь фарсангов.

— А в Самарканде?

— Треть того.

— В Насафе?

— Половина того, что в Самарканде.

— Сколько войск в Бухаре? — спросил он.

— В мирное время три тысячи, в военное время — около двенадцати тысяч, а если считать войска на окраинах, то двадцать тысяч.

— Каково жалование солдат?

— Двенадцать манов зерна.

— Откуда берется зерно? — продолжал расспрашивать губернатор.

— Из поступлений ушра и хараджа.

— Если не будет дождя и земля не даст урожая?

— От джала, которым облагают подданных.

— А если подданные обнищают?

— Обеспечивают за счет конфискованного имущества богачей.

После этого он долго смеялся и сказал:

— В таком случае будут обижены и подданные и воины. Если нападет сильный враг, то как отразить его и защитить страну?

— У наших границ кет ни одного сильного врага, мы сильнее всех.

— Предположим, что такой враг появится.

— Действовать, основываясь на предположениях, и пугаться всяких догадок неразумно. «Ты думай сегодня о сегодняшнем, а завтра — о завтрашнем».

— Быть беспечным и непредусмотрительным, — продолжал он, — недостойно правителя при решении государственных дел. Ведь события приходят и не предупреждают заранее, что они ослепят людей или сгонят их в могилу. Они происходят внезапно, тогда, когда не ожидаешь.

«Ты посади побег, который вечно приносил бы плод счастья».

— Правление царей, — продолжал он, — зиждется на процветании страны, сытости подданных и обеспеченности воинов. Те порядки, которые ты перечислял, влекут за собой разорение сельского хозяйства, голод подданных, обнищание воинов, и являются причиной лихоимства и беззакония чиновников и диванов. Такая власть не продержится долго, но если даже и продержится, то не перейдет к наследникам и потомкам, а делам государства будет причинен непоправимый ущерб.

«Шах, отобравший имущество у подданных,
Взял глину из-под фундамента и ею замазал крышу».

— Главу такой страны, — продолжал он, — невозможно называть правителем или царем. Он просто-напросто — владыка нищих и предводитель угнетенных.

— Сколько от Бухары до Бадахшана? — перешел он снова к вопросам.

— Около восьмидесяти фарсангов.

— Кому он подчиняется?

— Он независим и лишь изредка на словах признает зависимость от Бухары.

— Почему ваши правители не покорят его?

— Да что там за земля? — ответил я. — Она ничего не родит, кроме камней.

Он рассмеялся, потер одну руку другой и снова заговорил: