В первую очередь была подорвана русская демократия. Ее заменил западный парламентаризм. Решение сходки стало считаться действительным не при единогласном ее одобрении, а при наличии двух третей голосов, поданных «за». В мир ворвался кулак, вооруженный таким мощным средством, как подкуп, «покупка» голосов.
Далее бюрократия взялась за старост, стремясь обюрократить их, подчинить себе, а не миру. Старосты сопротивлялись, их подкупали серебряными медалями и именными кафтанами, со строптивыми поступали круто — только в год реформы и только в Самарской губернии было сослано в Сибирь почти 70 сельских старост, отказавшихся подчиниться волостным старшинам и сохранивших верность мирским приговорам.
И буржуазия, и бюрократия сняли намордники и спустили с поводков своих мудраков. Те, начитавшись глубокомысленных книг западных ученых (написанных для условий Запада, но и там – для умных людей), бросились хаять общину, русских крестьян и все с этим связанное. Нам это не сложно представить, мы видели, что получилось, когда Горбачев спустил с цепи своих мудраков.
Одни, услышав, что в германской армии в рацион солдат вводится гороховая колбаса, рьяно стали требовать от крестьян сеять и есть горох (как тут не вспомнить Никиту Сергеевича с его кукурузой!). Другие издевались над общинными наделами и прочностью традиций. Третьи обзывали крестьян пьяным и ленивым скотом.
Кстати, о лени русского крестьянина. Те же Брокгауз и Ефрон сообщают, что самые гибельные месяцы в России, месяцы, когда смертность населения резко превышала среднегодовую численность, – июль и август. Это месяцы страды, тяжелейшей крестьянской работы. В эти месяцы надрывались и умирали на работе самые слабые. Зато следующие месяцы – сентябрь и октябрь – по смертности были наиболее благополучными в году. То есть, не будь страды, часть тех, кто умер в июле – августе, по идее, должны были дожить до сентября – октября.
Те русские интеллигенты, кто знал и понимал народ, но не мог донести своих мыслей до царей сквозь мудраческий словесный понос, отчаивались: «Знаете, шибко я боюсь вашей петербургской стряпни. Уж как вы, господа чиновники, да к тому же петербуржцы, да еще вдобавок ученые, приметесь законодательствовать, право, из этого может выйти чисто-начисто беда, да еще какая! Знаете, мороз по коже дерет и меня, и Хомякова от одних опасений. Много мы от вас боимся, но на деле вы будете страшнее и ужаснее.
Старайтесь сделать как можно неполно, недостаточно, дурно: право, это будет лучше» писал более ста лет назад А.И.Кошелев, а получилось – ну прямо как про наши сегодняшние дни. Ни на грамм не поумнели мудраки, да еще московские, да вдобавок ученые.
Автор уже не раз приводил примеры, когда мысль, кажущаяся правильной в столице, превращается в «шедевр» идиотизма там, где она должна внедряться в жизнь. Но так как идея демократизма, проводимая автором, к его сожалению, очень туго понимается, а те, кто не утруждает себя пониманием, а предпочитает просто верить, как правило, не видят оснований верить автору – новые примеры, надо думать, книге не повредят, как не испортит каши масло.
Лесков описывает такой случай. Он подсаживается попутчиком в телегу к мужику, едущему в волость, и расспрашивает его о деле, позвавшем в дорогу. Мужик рассказывает, что мир собрал взятку и он теперь везет ее в волость отдать начальству. Цель взятки – чтобы волость не давала в эту деревню коров голландской породы.
Давайте посмотрим на этот эпизод глазами городского мудрака. Он знает, кто коровы дают молоко, и знает, что те коровы, которых держат крестьяне, дают этого молока, причем плохой жирности, едва 700 – 1500 литров в год. Он также знает, что от голландской коровы надаивают 5000 -7000 литров в год. Одна голландская – десять российских! Но ведь одну держать выгоднее, чем десять, и по трудозатратам, и по кормам!
А тут крестьянам дают бесплатно голландских коров, царь потратился, на деньги казны купил, чтобы породистость российского скота улучшить, а крестьяне деньги собирают и взятки дают, чтобы их от этого подарка избавили. Ну кем их после этого назвать, как не тупицами? Правильно? Правильно-то оно правильно, да вот вопрос: а кого царь спрашивал, прежде чем потратить деньги казны, как их потратить, чтобы увеличить молочность российского стада? Мудраков? А почему не крестьян? Почему он их не спросил, что им надо для этого?