(1847–1913), родившийся в семье бедного сельского священника в селе Дроздово Владимирской губернии и окончивший Владимирскую семинарию, учившийся в Киеве, смог окончить историко-филологический факультет Петербургского университета, стать преподавателем в петербургской гимназии, затем профессором Варшавского, потом Киевского университетов, а затем и Московского университета, в котором он стал заведующим кафедрой теории и истории изящных искусств. В Москве он также стал хранителем отделения изящных искусств (ему 35 лет), а затем директором (ему 53 года) Румянцевского музея. Именно он был инициатором и главным организующим началом в деле создания Музея изящных искусств имени императора Александра III (ныне Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина) и первым директором этого музея (ему 65 лет). Огромное трудолюбие, неисчерпаемое терпение помогли ему, выходцу из провинции, сделать карьеру, заработать авторитет. И.В. Цветаев был полностью увлечен наукой, научными трудами; его научные достижения, их высокая оценка в обществе (и оказываемые ему почести), а также мечта его жизни – создать в Москве Музей изящных искусств и ее реализация не оставляли в его жизни много места для внимания и времени для дел его семьи. Когда Цветаеву было 44 года, умерла его 32-летняя жена Варвара Дмитриевна (урожденная Иловайская), остались сиротами 9-летняя дочь Валерия (род. 1882) и годовалый сын Андрей (род. 1890). Детям нужна была мать, а ему жена. Вскоре он женился на 22-летней Марии Александровне Мейн (1869–1906). К этому времени М.А. Мейн пережила первую неудачную любовь, избранник ее сердца не мог стать ее мужем (был женат), поэтому она решила выйти замуж просто за надежного человека. Брак с обеих сторон был не по любви, а по трезвому расчету, но он оказался удачным. У них родились две дочери – Марина (1892–1941) и Анастасия (1894–1993). Второй брак Цветаева длился 15 лет. Поскольку Цветаев был постоянно занят, всеми четырьмя детьми занималась его жена с помощью гувернанток. Младших детей учили дома гувернантки и учителя русскому языку, арифметике, истории, географии, а мать их сама обучала сольфеджио и игре на фортепиано. Из-за детей Марии Александровне пришлось оставить мечту об артистической карьере пианистки-виртуоза. Из девочек она решила сделать хороших музыкантш, поэтому в семье очень много внимания уделяли их музыкальному образованию. Всех детей ограждали от общения с другими детьми и чужими взрослыми; в Москве график их жизни был расписан по часам и был полностью под контролем матери и гувернанток. Мария Александровна была одержима желанием дать детям хорошее воспитание и образование, поэтому свободного времени у них почти не было. Сама она знала несколько иностранных языков, в том числе французский, немецкий, итальянский, имела богатые познания в литературе, страстно любила стихи и сама их писала, многое знала о достопримечательностях Италии, главным ее увлечением была музыка, тем более что ее учителем был пианист-виртуоз Николай Рубинштейн. Но Мария Александровна не могла самозабвенно обучать детей азам Православия и убежденно утверждать в их душах православные духовно-нравственные основы. Ее отец был немцем, а мать – полькой, причем с ощутимой долей еврейской крови. Мария Александровна как могла, чтобы следовать правилам, чтила Бога, но сполна осознать значимость Православия было не в ее силах. Вечно занятый на службе и увлеченной наукой Цветаев также не уделял религиозному воспитанию детей должного времени. В результате семья Цветаевых очень религиозной не была, в церковь ходили редко, даже перед Пасхой, строго не соблюдали Великий пост, не исповедовались и не причащались. Многое в жизни М.И. Цветаевой было предопределено особенностями семейного уклада в доме ее родителей, сказались влияние и их характеров на формирование ее личности, а также их недостаточное внимание к Православию и религиозному воспитанию детей, формированию прочного православного нравственно-духовного стержня – надежной основы их характера. Неудивительно, что Марина редко ходила в церковь, не соблюдала посты, не было у нее потребности в таинстве церковной исповеди. Православие и его нормы не стали для нее основой жизни. Когда 10-летняя Мария и ее младшая сестра Анастасия учились в швейцарском пансионе, то по воскресеньям всех учениц, в том числе и их, водили в костел на католическую службу, – и это не вызывало у русских православных девочек протеста. В 16 лет или немного позже увлеченная личностью Наполеона Марина в их московском доме в своей комнате заменила в красном углу святые образа, в том числе очень древнюю почитаемую в их доме икону, изображением великого завоевателя-корсиканца. Отец пытался помешать этому, но Марина настояла на своем. Для нее Наполеон был дороже православных икон. В 22 года Марина написала в письме В.В. Розанову: «Я совсем не верю в существование Бога и загробной жизни. Отсюда – безнадежность, ужас старости и смерти. Полная неспособность – молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жадность жить». Она не следовала православным нормам, жила как хотела, пренебрегала тем, что о ней скажут люди, написала в 23 года так: