Толпа разразилась аплодисментами, устад поклонился в благодарность за бурный отклик зрителей, а затем опять хлопнул в ладоши, и мы задрали головы, ожидая возвращения мальчика. Но никто не появился. И опять раздался хлопок устада, на этот раз он изображал озабоченность – почти столь же недостоверную, как и притворный испуг мальчика. Устад помотал головой, вложил рапиру в ножны и тоже начал взбираться по веревке. Вскоре в небе послышался разговор на повышенных тонах, а потом вдруг что-то упало сверху. Это была рука с кольцами на каждом пальце, затем другая рука, следом пара ног, туловище, голова. Все это падало стремительно и прямиком в корзину, и никто не осмелился приблизиться к корзине, пока устад спускался по веревке, что сама собой сворачивалась за его спиной, так что когда мужчина встал на твердую почву, веревка уже лежала на земле рядом с ним. Устад заглянул в корзину, отпрянул, изображая брезгливость, и, подобрав валявшуюся на земле крышку, накрыл ею корзину. Далее он проволок корзину по кругу, снял крышку, и оттуда выпрыгнул мальчик, живой и невредимый, с улыбкой от уха до уха. Толпа ликовала, а мальчик, взяв сковороду, обошел зрителей, собирая монеты – плату за развлечение. Когда он добрался до меня, я погладил его по голове и бросил свою лепту на горку монет.
– Как тебя зовут? – спросил я, и мальчик отвесил мне глубокий поклон.
– Дипак, – ответил он. – Поразительный, Необычайный, Головокружительный, Непревзойденный Дипак.
Я улыбнулся этим превосходным степеням, тем временем толпа начала редеть, и я зашагал прочь, довольный тем, что посмотрел хитроумное представление. Вернувшись к Шанти, я рассказал ей в подробностях о том, что увидел.
– Волшба? – спросила она, хмуря лоб, поскольку была склонна к суевериям и не одобряла выдумок, что, казалось, противоречили природе вещей. – Такого лучше избегать, супруг. Это все происки дьявола.
На следующее утро я, как обычно, пришел в мастерскую и с удивлением обнаружил, что дверь слегка приоткрыта. Случалось, я забывал запирать мастерскую на ночь, однако до сих пор никто не удосужился что-нибудь отсюда украсть. Стараясь не шуметь, я отворил дверь, заглянул внутрь, но было темно, и я зажег свечу. А затем, услыхав шорохи где-то в глубине помещения, выругался шепотом, решив, что крысы пробрались на мое рабочее место. Обутый в сандалии, я затопал ногами по полу, надеясь, что крысы испугаются и убегут, но ожидаемого бегства на крошечных лапках не последовало.
Сердце мое забилось сильнее, я медленно двинулся в глубину мастерской, там я и обнаружил, что кто-то шевелится в углу. Поднес свечу поближе – и надо же! Прятался от меня мальчик с рынка, тот самый, что якобы поднялся на веревке к небу.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я, и он затряс головой, сложив ладони в умоляющем жесте.
– Прошу вас, – сказал он, – я ничего не взял. Просто мне нужно было где-то поспать, вот и все.
Он не представлял никакой угрозы для меня, и, подняв мальчика на ноги, я повел его на середину мастерской. Он встал передо мной, виновато опустив голову.
– Зовут тебя Дипак, верно? – спросил я, и он кивнул.
– Да, – уныло произнес он. – Поразительный, Необычайный, Головокружительный, Непревзойденный Дипак.
– И где ты обычно спишь?
– В хижине с моим хозяином.
– С устадом?
– Да.
– И он тебя прогнал?
– Говорит, что я подрос и стал слишком большим, чтобы лазать по веревке. На мое место он уже взял нового мальчика, на два года младше меня, и обучил его всему, что делал я. Вчера было мое прощальное выступление перед жителями Джаханпанаха. Я больше не джамура. Я беспризорник.
– А твои родители? – спросил я.
– У меня их нет. Хозяин забрал меня у них, когда я был еще маленьким.
– И что ты теперь собираешься делать? Как будешь жить?
Он пожал плечами, и на глаза у него навернулись слезы.
– Придумаю что-нибудь, – ответил он. – Может, стану нищим. По-моему, из меня получится потрясающий нищий. Мой хозяин всегда говорил…
– Прекрати говорить «мой хозяин», – велел я ему. – Рабов среди нас нет.
– Ну тогда – мой устад. Он всегда говорил, что из меня выйдет хороший нищий, потому что у меня ангельская физиономия.
Я рассмеялся. Да, лицо у него было ангельским, это правда, но я не был уверен, что этого достаточно, чтобы прокормиться на улицах и платить за ночлег, а также я не думал, что попрошайничество – единственная профессия, которую он способен освоить.
– И это все, чего ты ждешь от жизни? – спросил я. – Стать нищим? На большее не надеешься?
– Ой, нет, – помотал он головой. – Мой хозяин всегда говорил, что я совершенно бесполезный мальчишка и было бы лучше для всех, если бы меня перемололи в фарш.
– С веревочным трюком ты управился весьма ловко, – заметил я. – Скажи, в чем там был секрет?
Он посмотрел на меня, а когда улыбнулся, зубы его оказались невероятно белыми.
– Разве вы не знаете, – ответил он, – что хороший фокусник никогда не раскроет ни одного своего секрета?
Аргентина
1430 г. от Р. Х.