Путешествие к вратам мудрости

Мужчины переглянулись и, усмехнувшись, кинули мне статуэтку обратно. Я снова завернул ее в ткань, благодаря богов за то, что моему изделию не нанесли урона, и повернулся к тарелке с едой, а мужчины, оставив несколько монет на столике, удалились.

– Свиньи, – сказала Каси, когда за ними закрылась дверь. – Они живут на реке Келани, а сюда наезжают раз в месяц и с девушками обращаются как с грязью.

– Они причиняли вам боль? – спросил я.

– Конечно, – ответила Каси, и по выражению ее лица я догадался, что она отлично поняла, о чем я спрашиваю. – Много раз. Но кто бы смог их унять?

Ярость закипала во мне. Мысль о том, что двое скотов совокупляются с этой девушкой против ее воли, возмутила меня до глубины души. В голове моей вырисовывались картины резни, но я не поддался наваждению, ибо я уже был в ответе за две смерти и не хотел увеличивать это число до трех.

Наконец с едой было покончено, а время начало поджимать, и мне ничего не оставалось, кроме как собираться в путь. Когда я был готов к отъезду, на выходе меня подкараулила Каси.

– Ты вернешься сюда опять? – спросила она, и я кивнул.

– По дороге домой, – пообещал я. – В Анурадхапуре я, наверное, задержусь на некоторое время, но на обратном пути в Негомбо переночую здесь, конечно.

Она потянулась ко мне, и на сей раз нашего поцелуя никто не прервал. Выводя коня из стойла, я ощутил прилив бесшабашного веселья. Путь мой лежал на север, и, казалось, сам Будда влечет меня за собой.

Гренландия 623 г. от Р. Х.

Второй день моего путешествия выдался настолько тяжким, что я невольно задумался, а не прав ли был мой отец, предрекая мне неминуемую гибель задолго до того, как я встречусь с Ангердлангуаком, вождем северного народа алеутов, под началом которого, если верить слухам, состояло шесть тысяч человек. Лично я сомневался, что столь огромное число душ способно уместиться не то что на острове, но даже во всем мире.

– Ты никогда не уезжал дальше нескольких миль от дома, – сказал Маарак вечером накануне моего отъезда, вскоре после того, как мы похоронили мою тетю, и все же отцу не удалось уговорить меня дождаться перемены погоды. – Ты даже полынью не умеешь прорубить, чтобы не провалиться в нее, – приходится вылавливать тебя вместо рыбы. И с чего ты возомнил, будто путешествие в сотни миль ты одолеешь без сучка и задоринки?

– В полынью я провалился один-единственный раз, – с раздражением ответил я. – Тогда я был еще мальчонкой, да и то не провалился бы, если бы Ерут не столкнул меня.

– В Неведомом Мире, – покачал головой отец, – ты окажешься раньше, чем закончится первый день твоей поездки.

По правде говоря, я волновался, собираясь в путешествие, но верил, что обладаю силой воли и стойкостью достаточными, чтобы справиться с любыми невзгодами, какие могут возникнуть в дороге. В конце концов, Бьорк, доверенный сподвижник Ангердлангуака, проехал от северо-западной оконечности мира до нашей деревни без происшествий, а ведь он был старым и жирным, тогда как я молод и здоров. Правда, Бьорк взял с собой восемь человек в помощь на время поездки, а также сто собак, я же путешествовал один, и при мне было только шесть мохнатых сотоварищей, наученных волочь сани.

Следуя наставлениям Бьорка, я ехал прямиком по северному тракту, почти не приближаясь к западным фьордам.

– Три дня держись дороги на север, – напутствовал меня Бьорк. – И вскоре ты услышишь нас, ты учуешь нас, ты найдешь нас.

Погода не сильно отличалась от той, к которой я привык дома, не глубже был снег под ногами и не крупнее снежинки, падавшие с неба, и я чувствовал себя как никогда способным выдюжить в этой гонке. Я просто должен быть уверен, что еду по верному пути, а решительности мне не занимать. Я кутался в шкуры двух карибу, одна, мехом внутрь, прилегала к моей коже, другая была вывернута наружу. Руки мои были упрятаны в рукавицы из рыбьей кожи, а неделей ранее мой кузен Хаанси, добыв четырех морских котиков, сшил для меня новые унты, доходившие до колен. Мой молодой помощник, красавец Паркк, пел колыбельную о разноцветном лососе, пока Хаанси натягивал на меня унты, а потом оба разразились хохотом, но я так и не понял, что их развеселило.

Собаки старались изо всех сил, бежали, не сбавляя скорости, но к вечеру от снежной слепоты у меня задергались веки. Еще я боялся, что путь совсем занесет, а на санях, застревающих в снегу, мы далеко не уедем. Время от времени я проверял сумку с амулетами, хранившуюся в моем мешке, – оброни я сумку, и мне уже никогда их не найти, и тогда вся моя затея с путешествием окажется бессмысленной. Конечно, я тоже носил на шее оберег, простенький талисман из волчьей шкуры и птичьих перьев, сделанный всего за несколько дней до отъезда. Когда я падал духом, стоило прижать ладонь к оберегу, и его силищей заряжались мои кости, побуждая двигаться дальше.