Путешествие королевны

Имрир вскинулся, глядя на темные силуэты в солнечном ореоле, такие похожие, в золотом облаке просвеченных солнцем волос. Во все щели строения били лучи, освещая пляску радужных пылинок, девушка шагнула, подставляя лучу лицо, парень склонился к очагу.

Имрир глядел на нее. Так, словно собирался выпить её душу. Запомнить и никогда не забывать. Словно знал всю жизнь.

— Садись. Отдохнем и скоро поедем, Гэльд беспокоится.

Имрир вскочил, вырывая меч, сонная одурь слетела — и тут же понял, что ничего не может сделать им, что они приехали и уехали отсюда много лет назад, и уже были Стрелки, и Восстание, и Последний бой на Пустоши, и смерть отца, и вот так было в призрачных селениях, и пришедшие туда вот так же не могли ни во что вмешаться… двое целовались у очага и пахло мятой и крапивой, а после дверь хлопнула, и крошево снега просыпалось на порог.

Имрир разжал кулаки, с удивлением разглядывая раны от ногтей на ладонях.

— Ты видел?! — закричал он Шедду.

Тот мелодично захрапел в ответ.

Пахло туей и лимонником. Как в Кариане. Словно летом. Жар от печек тугими волнами растекался по залам; ныли, согреваясь, руки и ноги.

Утомительное шествие завершилось; управитель последним придирчивым взглядом озирал стол. В соседнем покое развешивали гобелены и натирали полы для плясов. Гонец вернулся от мастера Шедда, доложив, что к концу ужина он с подмастерьем привезут работу.

Мэй сидел на помосте, где некогда, в давние времена, когда его принимали в подмастерья, сидела Хель. Он вспомнил, сравнил и улыбнулся.

Куда подевался тот робкий мальчик. Но Хель… что она задумала?

Гости плясали, от юбок дам взвивался ветер. Наместник сидел в полутьме, отсюда ему хорошо была видна зала, но сам он не был виден никому. Он притянул Хель за руку и поцеловал её ладонь.

— Потерпи, родная; уже скоро.

Суетливый слуга вел к ним разодетого мастера, широкоплечий парень нес за ним шкатулку. Несмотря на одежду, Хель легко узнала в последнем Имрира.

Жаль…

Шедд жестом велел «подмастерью» приблизиться и преклонить колено, откинуть крышку. Слуга поднес свечу.

По лицам столпившихся за спиной мастера гостей поплыли вишневые и алые отблески. Консульская звезда лежала на подушке, густая и глубокая, как вино. Глаза глядящих расширились.

— Доволен ли ты моей работой, наместник? — спросил Шедд с гордостью.

Мэй уже собирался достойно ответить, но Хель вышла из-за его плеча.

— Благодарю вас, ювелир Шедд, здесь, в городе моих предков. Подмастерье! Удостой, приколи мне эту звезду.

Ответом на эти слова тишина была такая, что слышно стало, как с факелов обрывается и падает на пол шипящее масло. Едва ли кто-то вокруг понимал, что происходит, но всеми овладело странное оцепенение — предвестье грозового раската. Имрир глядел в глаза Хели. Она знала, что он узнал её. Его губы дрожали, а в глазах… Он зажал звезду в кулак и встал.

Мэй, тоже не понимая, что делается, обхватив рукоять кинжала, на всякий случай подался вперед.

Звезда жгла Имриру ладонь. Ненавистная была так близко и просила е_г_о..! Медленно потянулся он, чтобы повиноваться, а потом с размаху швырнул звезду на каменный пол. У Шедда отнялись ноги, только потому не бросился он сразу бежать, надеясь прорваться сквозь стражу. Он тоже узнал Хель, и догадки бились в голове, как камешки в водовороте. Имрир попытался говорить. Слова с клекотом застряли в горле, голова поникла, и он упал, растянувшись у всех под ногами. Осколки звезды бросали кровавые отблески на всё вокруг.

— У вашего подмастерья падучая, мастер?

Хель бросила соломинку, Шедд не понимал, зачем, но ухватился.

Запинаясь, просил прощения за нерадивого мальчика и клялся, что совсем быстро исправит потерю.

— Ничего страшного, ювелир. Заказ погодит. А мы станем лечить его.

— Здесь?!

Ювелир осекся, понимая, что окончательно выдал себя, но Хель и тут, казалось, ничего не заметила. И велела отнести Имрира в верхние покои, под бдительный надзор лекаря. А потом приказала всем возвращаться к плясам.

Толпа, только что глазевшая на них, разошлась, и Хель ускользнула: ей надо было отдать еще кое-какие распоряжения, подальше от чужих ушей.

В недобрый день и в проклятый час

Я вдруг увидел её.

Прекрасных дам встречал я не раз,

Но дрогнуло сердце мое.

Он проснулся и увидел, как пятно солнца на стене то заслоняет, то выпускает колышимый ветром лист. Немного позже он понял, что движется не лист, а челнок в руке женщины, ткущей гобелен. Нити основы были похожи на струны, в них бил луч из прихваченного льдом окна — по-весеннему яркий, и такие же яркие краски расцветали под проворным челноком на гобелене: голубое небо и яркое чистое солнце на нём, а ниже облака…

Женщина ощутила взгляд и повернула голову, лица Имриру было не разглядеть, зато солнце осияло её фигуру, вскинутые руки и голову в легкой дымке белой кисеи. Почему-то Имриру вспомнилась мама. Он был уверен в том, что она была, и в своем имени — пожалуй, больше ни в чём.

— Ты проснулся? Как ты себя чувствуешь?

— Где я?

— В ратуше. Ты не помнишь?

Женщина озабоченно положила руку ему на лоб.