Путешествие на юг

В е р а  П е т р о в н а. О вас. «Сергей Хмаров — мастер психологического нюанса». «Зрители покорены». Хвалят Чухонцева.

Х м а р о в (гордо). Я — Мидас кинематографа. Делаю знаменитым каждого, к кому прикоснусь.

В е р а  П е т р о в н а. Тут и обо мне.

Х м а р о в. Читайте.

В е р а  П е т р о в н а. Заметка называется «Первая роль»… Впрочем, о роли ни слова. Возраст, рост, цвет волос и прочая чепуха. Даже выяснили, что Хмаров привез на фестиваль жену московского хирурга.

Х м а р о в. Черт с ними. Выпьем. За то, что вы царица бала. Слава Хмарову, открывшему вас. Если хотите, здесь только два фильма претендуют на гран-при. Косталлини и мой.

В е р а  П е т р о в н а. Вы говорили, что не принимаете Косталлини.

Х м а р о в. Я не принимаю его мировоззрение.

В е р а  П е т р о в н а. А это не одно и то же?

Х м а р о в. Нет. Сегодня в мире не найти мастера, равного ему. Но идет борьба за человека. Я считаю: художник должен уметь увидеть и показать лучшее, что в нем есть. Это прибавляет уверенность и возбуждает у человека желание быть человеком. Косталлини внушает ему: ты похотлив, ничтожен, труслив. В его фильмах ни глотка свежего воздуха. Никаких надежд. У него мировоззрение пораженца, у меня — борца. Другой разницы между нами нет.

В е р а  П е т р о в н а. Это рассуждения профессионала. Зритель уходит с его фильма потрясенный.

Х м а р о в. Потрясенный и подавленный. Еще бы! Его актеры годятся на шекспировские роли. Его сценаристы пишут не на косноязычном языке междометий. Они умеют формулировать мысль. Тем хуже и страшнее. Он впитывает отчаяние общества, концентрирует, возвращает на экран мощным лучом кинопроектора и порождает новую волну отчаяния. Замкнутый круг. (Долго смотрит на молчащий телефон.) Дождутся, гости вылакают все мускатное. Придется запивать тосты их кислятиной «Клико».

В е р а  П е т р о в н а. Вот и попались. Вы волнуетесь, как и все.

Х м а р о в. Я тоже не истукан.

В е р а  П е т р о в н а. А как же насчет презрения к почестям?

Х м а р о в (по секрету). Чтобы презирать почести, надо их сперва заслужить. Пускай сперва дадут, а уж потом мы покажем, до какой степени нам на них наплевать. (Серьезно.) Вот он, взгляните — Жан Сормье. Острый, неуживчивый, злой. В его годы я был таким же. Ему плевать на нюансы. Кампучия. Он заставил зрителей ужаснуться. Пробился к совести через равнодушие сытых людей.

В е р а  П е т р о в н а (несколько удивлена). Разве сегодня на пресс-конференции вы не сказали, что, к сожалению, не знаете этого фильма?

Х м а р о в. Сказал.

В е р а  П е т р о в н а. Тогда что это значит?

Х м а р о в. Только то, что на этой ярмарке тщеславия я оказался не лучше других. Я профессионал. Я жив, пока во мне не умерло любопытство. Я смотрел этот фильм. Дважды. По утрам. Пока почтенные гости фестиваля отсыпались после приемов. Там есть просчеты. Он молод, хочет сказать сразу и все. Захлебывается от гнева. Речь не всегда внятна. Но меня захватил его гнев. (Потряс газетами.) Мир рехнулся. Президентов подстреливают, как куропаток. В толпе взрывают бомбы. Захватывают заложников. Бесноватые генералы готовят человечество к мысли о самоубийстве. Кто смирился — тот мертв. Сормье почувствовал это острее других.

В е р а  П е т р о в н а. Сумасшествие проходит, а искусство остается. Долг художника воспитывать нравственность. Только нравственность может спасти мир.

Х м а р о в (резко). Долг художника — не уходить от сегодняшних страстей человечества. Конечно, Жану сунут какой-нибудь приз. А я — клянусь! — поддался бы нормальным человеческим эмоциям, наплевал на мэтров и дал гран-при этому юнцу.

В е р а  П е т р о в н а. Что ж, подите и скажите им об этом.

Х м а р о в. Да? (Хитро усмехнулся.) Они сочтут Хмарова сумасшедшим. Пусть лучше считают Хмарова мастером психологического нюанса. Давайте помолимся за этого сердитого молодого человека и пожелаем ему в жизни удачи. Салют. (Посмотрел на телефон.) Между прочим, могли бы и поторопиться, понять: люди измаялись, ожидаючи ихних призов… Заявляю доверительно и официально: я решил. Следующий фильм — о целине. Сценарий юного гения из Литинститута лежит в правом ящике моего письменного стола. Кажется, вы читали его. Крупно. Без прикрас. Я колебался, думал: сколько еще можно об этом? Зачем? А целина — это хлеб, мясо. (С силой.) В стране не хватает жратвы, а сибирский мужик Хмаров решил прослыть мастером психологического нюанса. (Вспоминая и воспламеняясь.) У, какой сценарище! Какая рубка характеров! Помните любовную сцену в палатке?

В е р а  П е т р о в н а (цитируя). «Я не верю в рай под брезентовой крышей. Мне нужен весь мир».

Х м а р о в. И он отвечает: «На!» Взмахом ножа распарывает брезент, и они остаются обнаженные, в тайге, под проливным осенним дождем. А?!

В е р а  П е т р о в н а. Это будет замечательная сцена. И, конечно, у вашей героини будет красивая грудь.