Путешествие на край ночи

— Я стараюсь, как могу, — отвечаю я ей. — Сегодня воскресенье.

А ты, Леон? — спрашивает она тогда его. — Ты тоже стараешься, как можешь, а?

Удар был прямой.

— Как же! — отвечает он ей.

Мы проезжали мимо фонарей, и мне было их видно. Они оба злились. Тогда Маделон нагнулась, чтобы поцеловать его. Несомненно, в этот вечер все делали то, чего не надо было делать.

Такси опять двигалось медленно: впереди нас были грузовики. Ему как раз не хотелось, чтобы его целовали, и он оттолкнул ее, нужно сказать, довольно грубо. Это, конечно, было не очень любезно, особенно при нас.

Под мостом железной дороги, под которым всегда такой грохот, я все-таки слышу, как она опять его спрашивает:

— Ты не хочешь меня поцеловать, Леон?..

Все сначала. Он не отвечал. Тогда она вдруг повернулась ко мне и разразилась. Она не могла снести обиду.

— Что вы с ним сделали? Отчего он стал такой злой? Посмейте только сказать мне!.. Что вы ему еще наговорили?.. — Вот как она меня провоцировала.

— Ровно ничего, — отвечаю я ей. — Ничего я ему не говорил! Меня ваши дела не касаются.

И самое замечательное было то, что я действительно ничего Леону не говорил о ней. Это было его личное дело — расходиться с ней или нет. Это меня не касалось, но убедить ее в этом все равно было невозможно: она потеряла всякое соображение.

И мы опять начали молчать, сидя друг против друга в такси, но воздух был до того насыщен ссорой, что долго это вынести было невозможно. Она заговорила со мной тонким голосом, которого я за ней не знал еще. Монотонный голос человека, на что-то решившегося. Она сидела в самой глубине такси, в уголке, и я не мог разобрать, что она делает; меня это очень смущало.

Софья держала меня за руку. Она просто не знала, куда ей деваться, бедная.

Когда мы проехали Сент-Уан, Маделон начала осыпать Леона упреками, с новой силой, задавая ему теперь без конца вопросы относительно его чувств и верности. Софье и мне было очень неловко. Но Маделон так разгорячилась, что ей было безразлично, что мы слушаем, — наоборот. Конечно, с моей стороны было довольно глупо сажать ее с нами в эту закрытую коробку, в которой каждое слово так звенело: при ее характере это ее еще больше раззадоривало разыграть сцену. Такси опять-таки было моей неудачной выдумкой…

Леон не реагировал никак. Во-первых, он устал от проведенного вместе вечера, во-вторых, он вообще всегда недосыпал — это было его болезнью.

— Успокойтесь! — удалось мне все-таки сказать Маделон. — Вы объяснитесь, когда мы приедем. Вы успеете…

— Когда мы приедем! — отвечает она мне вызывающим тоном. — Приедем! Никогда мы не приедем!.. И вообще мне надоело ваше поведение, — продолжала она. — Я честная девушка… Вы меня не стоите все вместе взятые… Свиньи!.. Не старайтесь меня обойти!.. Вы недостойны меня понимать… Все, что чисто и прекрасно, для вас недоступно!

В общем, она старалась оскорбить наше самолюбие и так далее, и как я ни старался занимать возможно меньше места на моем откидном стуле и не дышать, чтобы не подливать масла в огонь при каждой перемене скорости, она опять впадала в транс. В такие минуты достаточно самого пустяка, чтобы разразилась драма; а ей как будто доставляло удовольствие приводить нас в отчаяние, она не могла остановиться и не показать нам свой характер.

— Не воображайте, что все это как-нибудь обойдется! — продолжала она грозить нам. — И что вы просто отделаетесь от меня. Как бы не так! Примите это к сведению! Гады! Из-за вас я такая несчастная! Подождите, я вас еще встряхну!

Она наклонилась к Робинзону, схватила его за пальто и начала трясти обеими руками. Он не старался освободиться. Ему даже как будто доставляло удовольствие, что она так горячится из-за него. Он посмеивался — это было странно — и качался, опустив голову, согнув шею, в то время как она кричала на него.

В тот момент, как я собрался все-таки вступиться, она накинулась на меня и начала выкладывать все, что у нее давно было на сердце. Теперь была моя очередь. И при всех!

— Сидите смирно, сатир! — вот что она мне сказала. — Это не ваше дело. Ваши грубости, мосье, мне надоели. Слышите? А? Надоели! Если вы еще раз дотронетесь до меня, я, Маделон, научу вас, как нужно себя вести… Обманывать своих друзей и бить их жен!.. Нахальства у этого подлеца! И вам не стыдно?

Когда Леон услышал эти истины, он как будто немножко проснулся. Он больше не смеялся. Я даже на минутку подумал, что выйдет драка, но не было места, чтобы драться: все-таки четверо в такси. Меня это немножко успокаивало. Было слишком тесно.

Тем более что мы теперь ехали довольно быстро по бульварам Сены и слишком трясло даже для того, чтобы просто двинуться.

— Пойдем, Леон, — приказала она ему тогда. — Пойдем, в последний раз прошу тебя! Слышишь, пойдем! Брось их! Слышишь, что я тебе говорю?

Ну просто комедия!

— Леон, останови такси! Останови такси, или я сама его остановлю!

Но Леон не двигался. Его как будто привинтили к месту.

— Значит, ты не хочешь? — начала она опять. — Не хочешь?

Что касается меня, она меня предупредила, чтобы я не совался. Со мной она была в расчете.