Путешествие на край тысячелетия

Однако, завидев юного гостя, тоже пришедшего утешить скорбящих, они тотчас дружелюбно улыбается ему и предлагают присоединиться к их трапезе и откушать вареного мяса. Вначале он хочет отказаться, потому что не испытывает ни малейшего голода, а кроме того, боится окунуть в кошерный горшок те пальцы, которых совсем недавно коснулась трефная скверна. Но с другой стороны, он боится, как бы они ни заподозрили, будто он не хочет притронуться к их пище из-за тех скорбных слез, которые они могли нечаянно уронить внутрь, или же из-за того, что дух покойной женщины, все еще витающий в маленькой каюте, мог прикоснуться к горшку. И потому, не желая обидеть хозяина, от которого зависит их возвращение в Севилью, он осторожно опускает в горшок самые кончики пальцев и так же осторожно вытаскивает оттуда кусок мяса, за которым еще тянется тонкий запах помета, оставленный покорной грязной овцой. Но когда он кладет это мясо в рот и закрывает глаза, в его воображении тотчас встают отталкивающие и одновременно влекущие своей таинственностью лица одетых в зеленое женщин из хижины, и ему представляется, как они стоят вокруг головы, оставшейся от поросенка, и готовятся отрезать ее розовые уши. И тут вдруг тошнота, дотоле сдерживаемая силой дружелюбных взглядов, которыми одаряли его эти женщины-иноверки, поднимается в нем наконец с такой силой, что он отчаянно бледнеет и, трясясь от ужаса, пытается выбежать из каюты — но силы уже изменяют ему, и, опершись на закопченные деревянные балки, он в приступе сильнейшей рвоты извергает из себя трефное и кошерное, скверное и чистое вперемешку, И когда видит, что он наделал в каюте любимой женщины, из его груди вырывается такой пронзительный вопль, как будто маленький, визгливый бесенок, живущий в теле несчастной девочки, тайком раздвоился и теперь вселился в мальчика тоже.

Поразительно, но хозяин и его жена не отшатываются в ужасе и не впадают в гнев из-за того, что он запакостил крохотную каюту, эту драгоценную шкатулку их воспоминаний, но лишь пугаются донельзя — как будто смерть, уже однажды настигшая их маленькую группу, может соблазниться и нанести повторный удар. Их руки, поднаторевшие в выращивании детей, быстро распознают жар, прячущийся под прикрытием бледности, и они торопливо закутывают его маленькое тельце в одеяло и кладут мокрую тряпку на его виноватые глаза. Затем Бен-Атар быстро поднимается на палубу, где первым делом приказывает Абд эль-Шафи послать матроса вычистить каюту, а затем отправляет молодого язычника, только что вернувшегося из дома, что по ту сторону реки, в обратный путь, чтобы немедля вызвать рава Эльбаза, потому что чудесное великолепие сукки молодого господина Левинаса, кажется, заставило этого восторженного отца забыть об исчезновении единственного сына.

В ожидании, пока рав Эльбаз появится на палубе и возьмет на себя заботу о заболевшем сыне, Бен-Атар решает использовать перерыв, подаренный рукою случая, чтобы немного отдохнуть от того скрытного поминального сидения, которое он сам себе навязал в каюте на корабельном днище, и внимательно проверить товары, готовые к разлуке с кораблем, доставившим их в целости и сохранности в самое сердце Европы. А пока, стоя на палубе, он с чувством благодарности вдыхает ночную прохладу парижского островка, над которым поднимается дым многочисленных костров и доносятся отдаленные звуки веселого смеха, и, напрягая глаза, пытается различить в очертаниях противоположного берега то неприметное место между виноградником и маленькой капеллой, где покоится его молодая жена, ожидая, пока поставят памятник на ее могиле, чтобы тогда окончательно распроститься со своим мужем.

Он слегка вздрагивает, когда его затылка внезапно касается рука первой жены. И хотя ему кажется, что ее прикосновение горячее обычного, он не уверен в этом. С самого отъезда из Вормайсы они избегали прикасаться друг к другу, и сейчас он пристально вглядывается в ее милое лицо, знакомое ему с самой юности и сейчас зовущее его снова спуститься в маленькую каюту, уже приготовленную для их возвращения — вычищенную, прибранную и пропитанную ароматом лаванды, способным перебить любой неприятный запах. Но ведь заболевший мальчик все еще там. Перевести его в другое место или дождаться возвращения отца? Бен-Атар решает не трогать мальчика и подождать прихода рава Эльбаза, и тот действительно вскоре появляется, запыхавшийся и испуганный, и, неловко спустившись по веревочной лестнице в каюту торопливо склоняется над лежащим на полу, свернувшимся, как зародыш, сыном и в страхе окликает его по имени. Мальчик медленно открывает красные глаза и, несмотря на слабость, внимательно изучает лицо рава. Знает ли уже отец о совершенном мною грехе? А если знает, сумеет ли спасти меня от приговора?