Путешествие на край тысячелетия

Когда Бен-Атар замечает, что вид нарезаемой ароматными ломтями свинины не только не привлекает их поводыря, но, напротив, заставляет его ускорить шаги и, потупив глаза, быстро пробормотать себе что-то под нос, он окончательно убеждается в том, что мальчишка попал в точку и что это на самом деле еврей, а потому продолжает держаться за ним даже тогда, когда тот сворачивает в длинный темный переулок, который выводит путников к узкому проходу в городской стене, а сквозь этот проход — к другому мосту, не менее шаткому, чем первый, и этот мост, в свою очередь, выводит их на южный берег. Здесь уже не так многолюдно, как на северном, но сразу чувствуется какая-то симпатичная, привольная свобода нравов — взять хотя бы вот этих, небрежно одетых, весело смеющихся молодых людей, которые сидят перед бьющим в каменном бассейне фонтаном, на освещенной факелами площади, слушают актера, играющего на маленькой арфе, и приветливо поглядывают в сторону проходящих мимо Бен-Атара и маленького Эльбаза, — а те всё идут, как приклеенные, вслед за своим евреем, идут упрямо, до тех самых пор, пока тот вдруг не останавливается внезапно в глубине очередного темного переулка, поворачивается лицом к давно идущим за ним следом людям, прислоняется спиной к большому камню, выступающему из стены одного из домов, и какое-то мгновенье раздумывает, словно собираясь что-то сказать, но так ничего и не говорит, а просто молча вперяет в них сверкающий взгляд из темноты.

Абулафия? — умоляющим шепотом произносит Бен-Атар то имя, которое вот уже год наполняет его душу печалью. Улыбка облегчения расплывается на лице еврея, который только теперь понимает, что его не понапрасну вынудили так долго служить невольным поводырем, и, подняв руку, он великодушным и недвусмысленным жестом указывает на самый большой дом в этом маленьком переулке, а затем так же молча открывает спрятавшуюся за камнем калитку и исчезает за ней в темноте.

Бен-Атар тотчас настораживается. Близкое присутствие Абулафии и его новой жены обостряет все его чувства. Но он тут же напоминает себе, что слишком поспешное, нерасчетливое появление перед Абулафией, да еще в такой поздний час, может повредить его желанию ввести в дом этой отстранившей их женщины обеих своих жен. И поэтому он не бросается к указанной ему двери, а сначала, напротив, даже отступает слегка назад, в темноту, пытаясь разобраться, как он выглядит изнутри, этот дом, в котором живет Абулафия, и прикинуть, каким способом лучше всего извлечь оттуда своего племянника. Но, увы, — окна дома малы и расположены выше человеческого роста, словно это не просто жилой дом, а небольшая крепость. Тут, однако, ему на помощь приходит маленький Эльбаз, привыкший на корабле карабкаться на мачту, и поскольку острый голод, давно уже терзающий внутренности мальчишки, только прибавляет ему смелости, то он, ни минуты не теряя, тут же распластывает худые руки по темной, грубо оштукатуренной стене, нащупывая скрытые от глаза выбоины и выступы, и затем быстро поднимается по ним к одному из окон — однако, повиснув там, надолго застывает, видимо, не в силах оторваться от того увлекательного зрелища, которое, как известно, открывается всякому, кто исподтишка подсматривает в окна чужих домов. Тем временем Бен-Атар, стараясь не производить лишнего шума, пробирается на задний двор дома, привлеченный коснувшимися его ноздрей знакомыми запахами, и, немного пошарив там, в конце концов обнаруживает среди поленьев и сломанных тележных колес несколько мешков с медной посудой и кожами — жалкий остаток тех товаров, которые они с Абу-Лутфи продали Бенвенисти за полцены два года назад, во время своего последнего, незадачливого путешествия в Барселонский залив.

Это ревнивое воспоминание вновь пробуждает в нем боль и досаду. Не в силах более обуздывать себя, он решительным шепотом приказывает мальчишке немедленно спуститься сверху и рассказать, что представилось его глазам. Выясняется, что глаза маленького Эльбаза были все это время прикованы к глазам девочки его же лет, которая уставилась на него изнутри, но почему-то не проронила ни слова. Вот я и нашел, что искал! — взволнованно восклицает про себя Бен-Атар, торопливо накручивает на голову платок, чтобы затенить лицо, выставляет перед собой мальчишку и громко стучит в дверь, которую им тут же открывает старая служанка с мягким, добрым лицом. И пока она раздумывает, не испугаться ли ей при виде возникшей перед нею мрачной, закутанной в накидку и платок мужской фигуры, мальчишка, уже вошедший в свою роль, склоняется перед ней в очаровательном глубоком поклоне и с мягкостью, способной усыпить всякие опасения, произносит то самое имя, которое восемь минувших недель беззвучно витало над носом их корабля.