— Ну, в таком случае с твоим змеем повторится та же история, какую ты предсказывал моему воздушному шару, — смеясь, возразил Гонтран. — Он будет игрушкой ветров и вместо Петервардейна занесет нас в Средиземное море.
Сломка пожал плечами.
— Эх! — сказал он, — а на что-же руль-то?
И несколькими штрихами угля инженер нарисовал в задней части аппарата треугольную плоскость, походившую на громадный рыбий хвост.
— Вот, — прибавил молодой чех, — при помощи чего мы будем в состоянии по желанию менять направление полета нашего воздушного судна.
— В самом деле! — догадался граф. — Прекрасная мысль!.. Теперь скажи мне два слова о твоем двигателе.
— Охотно, — хотя устройство его понять тебе будет несколько труднее… Мой двигатель прежде всего, состоит из паровика высокого давления, для большой прочности имеющего форму змеевика, и содержащего лишь пятьсот граммов воды.
Благодаря сильному жару, развиваемому сжиганием жидких углеводородов в особой лампе, эти пятьсот граммов превращаются в пар при пятидесяти атмосферах давления; пар давит на легкий поршень, а последний в свою очередь приводит в движение оба винта, так как трубка, в которой ходит поршень, соединена с рукояткой оси каждого винта.
А — двигательные винты. В — паровой двигатель. C — паровик. D — пол платформы. L — штурвал. М — лестница для спуска в К — нижнее помещение для аэронавтов, d — помещение для воды, e — помещение для топлива.
— Уф! какая фраза! — воскликнул с комическим ужасом Гонтран.
— Что делать, друг мой, наука не вяжется с риторикой… По продолжаю: проделав работу в цилиндрах, пар переходит в холодильник, здесь сгущается в воду, вода особой помпой переводится опять в паровик, здесь опять превращается в пар и т. д. и т. д.
— Таким образом происходит постоянный круговорот, при котором не теряется ни одной частицы пара, ни одной калории теплоты, — все утилизируется, всё идет на полезную работу… Понятно тебе?
— Не совсем… Но вот что я понимаю — твой двигатель со всеми приспособлениями должен весить порядочно таки.
— Мой змей может нести груз в семьсот килограммов! — торжествующим тоном вскричал молодой изобретатель, — за один раз он будет перелетать пространство в тысячу километров!.. Что ты на это скажешь?
— Ничего, решительно ничего, — проговорил Гонтран, уничтоженный этими доводами. — Ах Вячеслав, ты положительно гений! — прибавил жених Леночки, сжимал приятеля в своих объятиях.
— Какие нежности! — пробормотал тот. — Ты и не подумал-бы говорить мне таких комплиментов, если бы мой змей не должен был вызвать улыбки на устах m-lle Елены.
— Да, друг мой, — продолжал Гонтран, — я буду обязан тебе своим счастьем.
— Скажите? — воскликнул Сломка, — ну, видали ли когда-нибудь человека свободного, который бы с таким упрямством лезет в петлю?! Послушай, Гонтран — смотри, чур не жаловаться на меня, что я не предупредил тебя, когда ты раскаешься в своем опрометчивом шаге вскоре же после медового месяца… Откровенно говорю тебе, из чувства дружбы, я никогда не сделал бы того, что сделал теперь, если бы дело не касалось освобождения такого ученого, как г. Осипов.
Граф Фламмарион, зная слабость своего приятеля, ничего не возражал ему и лишь молча пожал плечами.
— Кстати о старом профессоре, — заметил он, — его бы надобно предупредить о нашем замысле.
— Это уже сделано, — отрывисто отвечал Сломка.
— Как! Михаил Васильевич уже предупрежден! Кто-же сделал это?
— Я, — лаконично проговорил инженер, вынимая часы. — Два часа! — пробормотал он. — Ну, Гонтран, мне пора на завод, чтобы посмотреть, что делается с моим двигателем. Не хочешь ли ты еще о чем-нибудь спросить меня?
— Один только вопрос.
— Говори.
— Когда полетит твоя птица?
Г-н Сломка начал вслух соображать:
— Аэроплан будет готов 20 июля… До конца этого месяца время займут пробы… дня три нужно на окончательные сборы — запастись провизией, тем, другим, третьим… Итак мы отправимся 4 августа, — заявил он графу.
— Через шесть недель? — вскричал Гонтран.
— Да, через шесть недель, а пятого числа утром будем, вероятно, в Петервардейне.
— Если только раньше не сломаем себе шеи, — заметил молодой дипломат.
— Совершенно верно, — хладнокровным тоном ответил Сломка. — Впрочем это всё лучше, чем женитьба, — прибавил он.
Г-н Сломка, как выше сказано, не любил прекрасного пола.
ГЛАВА X