Путешествие на Запад. Том 4

– Тогда послушайте, сейчас я вам расскажу о себе, – с гордостью произнес Сунь У-кун.

Как-то раз я поднялся
      На гору Плодов и цветов,
И мятежные мне подчинились
      Драконы и тигры,
И в небесных чертогах
      Затеял я буйные игры,
Напугав и священных архатов
      И древних отцов.

Но лишь только мучительный голод

      Проснулся в груди,
В тайнике Лао-цзюня
      Две-три я похитил пилюли,
А замучила жажда,
      Я выпил, лишь стражи заснули,
Чарок семь со стола
      Императора неба Юй-ди.

Тут бессмертным сияньем

      Глаза у меня засверкали,
И не черным, не белым огнем,
      А огнем золотым.
Небеса омрачились тогда
      Облаками печали,
И луна потускнела,
      Закутавшись в траурный дым.

В золотых украшеньях, –

      Не посох я выбрал, а чудо! –
Мне как раз по руке,
      Не страшна с ним любая беда!
Я похитил его,
      Ускользнув невидимкой оттуда,
Той же самой дорогой,
      Какою проник я туда.

Так меня ль испугать

      Кровожадностью демона злого?
Что мне оборотни!
      Что мне происки дьявольских сил!
Что мне черти большие и малые!
      Беса любого,
Ухватив, разорву пополам,
      Сколько б он ни просил!

Задрожит и по норам попрячется

      Свора их злая,
Не спасут их
      Ни ноги, ни крылья, когда налечу.
Изрублю я коварных,
      Сожгу непокорных дотла я,
Как зерно, истолку
      И, как легкую пыль, размельчу.

Восьмерых я бессмертных

      Могуществом превосхожу,[41]
Тех, что ездили за море.
      Бросьте сомненья и страхи!
Я поймаю вам оборотня
      И его покажу,
Чтоб вы знали меня,
      Мудреца Сунь У-куна, монахи!

Монахи, насупившись, слушали Великого Мудреца, а сами думали, покачивая головами: «Ну и расхвастался этот лысый прохвост! Видно, неспроста!». Однако они не стали ему перечить и даже высказали свое одобрение к тому, что он сказал. Один только старый лама не удержался.

– Постой! – сказал он. – Как же ты собираешься ловить оборотня, когда твой наставник хворает? Как бы с ним чего не случилось, пока ты будешь биться с чародеем. Как говорится в пословице: «И не заметишь, как получишь рану». Смотри, затеешь с оборотнем драку, впутаешь в нее учителя – нехорошо получится.

– Да, ты прав! Совершенно прав! – ответил Сунь У-кун, спохватившись. – Я пока снесу холодной водицы испить моему учителю, а там видно будет.

С этими словами Сунь У-кун зачерпнул холодной воды, вышел из кухни и направился в келью настоятеля.

– Наставник! – окликнул он Танского монаха. – Выпей холодной водички!

Танский монах, мучимый жаждой, приподнялся, принял патру обеими руками и осушил ее до дна. Вот уж верно сказано: «Когда хочешь пить, капля воды кажется слаще нектара, когда снадобье верное, хворь как рукой снимет».

– Не хочешь ли поесть чего-нибудь, наставник? – спросил Сунь У-кун, видя, что Танский монах приободрился и глаза его оживились. – Может быть, рисового отвара принести?

– Что ж! Я с охотой поел бы немного, – согласился Танский монах. – Эта вода оказалась для меня живительной влагой, вроде пилюли бессмертия! – пошутил он. – Я почти совсем здоров.

– Наш учитель выздоровел, – громким голосом воскликнул Сунь У-кун, – просит рисового отвару.

Монахи засуетились, приготовляя еду. Одни промывали рис, другие раскатывали тесто, жарили блины, варили на пару пампушки, и вскоре наготовили еды на четыре или пять столов. Однако Танский монах съел лишь полплошки рисового отвара. Сунь У-кун и Ша-сэн отведали по одной порции каждого блюда, а со всем остальным справился один Чжу Ба-цзе, который набил себе полное брюхо. После трапезы убрали посуду, зажгли фонари, и все монахи разошлись, оставив наших путников одних в келье.

– Который день мы здесь находимся? – спросил Танский монах.

– Ровно три дня! – ответил Сунь У-кун. – Завтра к вечеру будет четыре.

– За три дня сколько бы мы успели пройти, – вздохнул Танский монах.

– Зачем считать? – остановил его Сунь У-кун. – Завтра же тронемся в путь!

– Вот это правильно, – обрадовался Танский монах. – Хоть я и не совсем выздоровел, а двигаться надо.