Путешествие наших генов

В июне 2018 года Дональд Трамп взял в руки свой смартфон и обратился к страху, глубоко сидящему во многих людях, — страху, что миграцию сопровождает импорт насилия и болезней. Криминальные банды, написал внук шотландских и пфальцских иммигрантов, «стекаются» в страну и «инфицируют» ее насилием. Трамп совершенно не заботился о том, что его высказывание может прозвучать двусмысленно, когда использовал слово infest (заражать), которое, как правило, встречается в медицинском контексте и подразумевает опасность заражения. Реакция как фанатов, так и противников американского президента показала, что послание достигло цели.

И в Европе приравнивание миграции к болезням и насилию — уже далеко не маргинальный общественный феномен, а генеральная линия некоторых правительств, которые пришли к власти во многом благодаря враждебному настрою к мигрантам и соответствующим обещаниям. Следуя такой риторике, можно сказать, что их послание годами распространяется в западном обществе как особенно агрессивный вирус. Миграция, насилие и болезни для многих людей сегодня представляют собой коктейль, который не разделить на отдельные ингредиенты: болезни «вторгаются», общества «инфицируются» насилием, беженцы «подчиняют» себе Европу, «крепость» готовится пасть.

Во многих частях западного мира миграция имеет сегодня совершенно негативную коннотацию. Это не ново, и конечно, это не сугубо западный феномен. Предрассудки относительно иммигрантов существовали всегда, по любую сторону любой границы, и обосновывались страхом перед насилием и болезнями, а также ужасом перед тем, что собственная культура будет потеснена или даже полностью выдавлена чужой. Противостоять таким аргументам — задача нетривиальная. Новые познания археогенетики о миграционной истории Европы могли бы придать дебатам новую динамику, исторически подкрепленную, если угодно. В ней найдется что-нибудь полезное для каждой стороны. Даже для тех, кто видит в миграции не истоки возникновения Европы, а угрозу для ее существования.

Благодаря генетическим анализам у нас уже пару лет есть довольно четкая картинка того, как протекала неолитическая революция, начавшаяся в Европе 8000 лет назад. О том, что люди тогда перешли к земледелию, археологам было известно уже давно. Однако многие ученые, немецкоязычные в том числе, называли эту революцию скорее плавным переходом, чем большим прорывом. Сельское хозяйство победило, поскольку его передавали с Ближнего Востока в Европу, вплоть до самых укромных ее уголков, как факел прогресса, чтобы и там люди, умудренные новыми знаниями, засеивали землю злаковыми растениями. Эта тенденциозно-дружелюбная версия истории никогда не казалась бесспорной. Теперь же мы можем со всей уверенностью сказать, что сельское хозяйство пришло вместе с иммигрировавшими с Ближнего Востока расширенными семьями, из-за которых коренные жители должны были отступить. Поскольку на протяжении столетий старые и новые жители почти не вступали друг с другом в контакт, можно говорить о культурном вытеснении первых вторыми. Таким образом, неолит становится ярким примером падения Запада (Abendland) и триумфа Востока (Morgenland), причем Запад того времени представляется как крайне простое общество с блуждающими по лесам и полям людьми, которое иммигранты с Ближнего Востока с их абсолютно новым стилем жизни полностью превосходили.

Если неолитическую революцию еще можно воспринимать как в целом мирное, чуть ли не желательное поглощение Европы чужими популяциями, то относиться так же к большой иммиграции, случившейся 5000 лет назад, уже куда труднее. В эпоху неолита мигранты с Ближнего Востока зацепились за еще мало населенный континент. Он мог предложить им, равно как и своим старожилам, так много места и питания, что население там могло расти стремительнее, чем где бы то ни было. Когда три тысячи лет спустя из степи пришли люди, ставшие новыми европейцами, они столкнулись с очевидно ослабленным населением — в этом могла быть виновата занесенная из степи чума. История иммиграции в бронзовом веке могла бы быть примером движения, несущего смерть и болезнь. Или — альтернативный вариант — ее можно рассматривать как ранний пример деятельности иммигрантов, вершащих насилие, которые и камня на камне не оставили на земле, в которую стремились.