Путешествие парижанина вокруг света

— Но ведь ваше ружье не заряжается пулями!

— У меня два ствола: один — гладкий, другой — нарезной. Как видите, изобретения господ Гринера и Пертюизе весьма полезны для путешественников в некоторых случаях жизни.

Солнце окончило свой дневной путь, и этот день, богатый всякого рода приключениями, подходил к концу. Оба путника, которых так странно столкнула судьба, несмотря на всю свою энергию и неутомимость, все-таки начинали ощущать потребность в отдыхе.

Проскакав некоторое время галопом, они достигли небольшой возвышенности, с которой перед ними открылся вид на необозримую равнину. Ночь близилась. Ярко-красный диск солнца, казалось, касался своим нижним краем зеленого вала высоких трав, колыхавшихся от порывов ветра, как морские волны во время прилива.

Теперь пампа действительно походила на безбрежный зеленый океан, где там и сям всплывают морские водоросли. Мало-помалу над равниной стал подниматься легкий прозрачный туман, среди которого небольшие группы деревьев представлялись как бы парусными судами с высокими мачтами.

Оба парижанина были в восторге от этой ни с чем не сравнимой картины солнечного заката в пампасах. Однако это восхищение не помешало им принять все необходимые меры предосторожности, всегда нелишние в этой благословенной стране и тем более важные в данный момент, когда можно было предположить, что гаучо, то есть пеоны саладеро, где-нибудь поблизости. Окинув быстрым, но внимательным взглядом окружающую их местность, наши путешественники убедились, что кругом тихо и спокойно; лучше было бы сказать — безлюдно, так как ничто вокруг не обнаруживало присутствия человека, но зато воздух постепенно наполнялся смутными звуками просыпающейся ночной жизни, звуками, в своей совокупности весьма сходными с отдаленным рокотом волн.

Мальчуган жадно прислушивался к этой ночной симфонии природы, в которую каждое одушевленное существо вносило свою ноту, тогда как Буало, уже освоившийся с этими звуками, старался только различить своим чутким ухом в этом стройном оркестре каждый отдельный инструмент.

— Ну, — сказал он наконец, — развьючим наших коней и построим себе редут из нашей клади и запасов. Бедные наши кони сегодня много поработали: не грех дать им и отдохнуть… Вот так! Теперь прекрасно, и мы можем подвесить наши гамаки.

— Как, — воскликнул удивленный Фрике, — разве у вас есть гамак?

— Я сказал «наши гамаки»! — повторил Буало.

— Право, жизнь моя складывается очень странно: не проходит дня без того, чтобы со мной не случилось чего-нибудь необычайного. Я уже был на три четверти утоплен, наполовину повешен, а теперь среди пустыни встречаю парижанина и буду спать в постели!

— Совершенно верно, — подтвердил Буало, которого шутки и прибаутки мальчугана чрезвычайно забавляли. — Но надо спешить, знаете, наверное, пословицу: «Как постелешь, так и поспишь»?

— Сейчас, сейчас будем ложиться! Вы знаете, я моряк и знаю, как подвесить гамак. Но почему у вас оказалось два этих удобных приспособления, когда вы путешествовали один?

— Я всегда люблю по возможности иметь все в двойном комплекте, и, как видите, это не мешает!

— Ах, как они красивы! — воскликнул мальчуган, разворачивая один из гамаков и любуясь при свете последних лучей заката богатыми украшениями каймы и кистей.

— Да полно вам, неисправимый болтун, поторапливайтесь!.. Ну, вот так… теперь хорошо… можно подумать, что эти деревья здесь выросли специально для нашего удобства… Ну а теперь натяните эту веревку этак на метр повыше гамаков по их длине и перекиньте через эту веревку наши пончо, это образует для каждого из нас по отдельной висячей палатке, под которой нам нечего бояться ни дождя, ни ветра, ни росы, ни даже урагана. Пусть разыграется над нами настоящая буря; она будет только приятнее покачивать нас в гамаках!

— И без малейшей опасности упасть из гамака, как это бывает в казарменном помещении на судах, где матросы храпят, как немецкие волчки, и часто летят кубарем с коек, даже не пробуждаясь! Но кто же позаботится о наших лошадях? — вдруг спохватился Фрике. — Как мы их оставим на всю ночь на произвол судьбы?

— А вы что же считаете, что им нужно на каждую по два конюха, как этим долговязым дурам, именуемым «породистыми» и «чистокровными», которых, когда они проскакали хотя бы пять минут с выряженным, как попугай, в желтое и красное паяцем на спине, после того надо целых два часа оттирать, заворачивать и бинтовать ноги фланелью, пропитанной камфарным спиртом, и укутывать в одеяла и попоны, чтобы они не простудились?.. Нет, друг мой, эти мустанги, дети степей и прерий, из которых ни один не стоит свыше двести франков, кроме моего верхового коня, все они не переводя дух несутся галопом пять-шесть лье… и это для них не предел. Посмотрите, наши сегодня отмахали восемьдесят километров, и хоть бы что… Завтра они проделают то же самое! Ну а теперь — в постель! — закончил свое выступление Буало.