Она спросила участниц конгресса — их было около тысячи, — готовы ли они отправиться к парламенту, чтобы требовать предоставления прав женщинам. Они согласились.
— Сначала я провела, как говорится, разведку местности. Шофер решил, что я сошла с ума: три раза заставила я его объехать вокруг здания парламента. Заметив, что охрана открывает ворота только перед автомобилями депутатов, я попросила двух самых красивых наших девушек стать на тротуаре против охраны, будто они случайно встретились и заболтались. Я решила, что солдатам захочется поглядеть на девушек и они не станут их гнать. Толпа женщин собралась в переулке, где их не могла увидеть охрана. Как только к воротам приблизилась машина депутата, девушки подали условный знак. Женщины бросились вперед, вслед за машиной проникли во двор, окружили охрану и развернули тридцать транспарантов с надписями: «Долой парламент без женщин!» Охрана растерялась. Офицер пригрозил, что прикажет открыть огонь. «Вас повесят, если вы станете стрелять в женщин», — ответила я ему. Депутат в машине, знавший меня, пытался вмешаться. Что вы хотите? Женщины и так руководят мужчинами», — говорил он.
Тут она прервала рассказ и засмеялась:
— Это верно, египетские женщины — прирожденные дипломаты. Мужчинам кажется, что они все решают сами, в действительности же они делают лишь то, чего от них добиваются женщины хитростью.
— Ну, вряд ли вы за это боретесь…
— Конечно, нет!.. Мы пять часов простояли во дворе парламента, и никто ничего не мог с нами сделать. В конце концов депутатам захотелось уйти домой. Меня вызвали в парламент и обещали, что будет принят закон о семье, а женщинам предоставят право избирать и быть избранными. Обещание парламента имело почти силу закона, не хватало лишь подписи короля. — Она с горечью улыбнулась. — Закон так и не был принят. Несколько дней спустя король сказал моему мужу на приеме: «Пока я жив, ваша жена не получит прав». — В Египте больше нет короля, — заметил Петер. — Затем пришла революция. Парламент был распущен. Наша страна пошла по новому пути. А закона о правах женщин все не было… Тогда некоторые женщины в Каире и Александрии объявили голодовку и добились письменного обещания, что правительство выполнит требования женщин. Наша организация охватывает всю страну, у нас шестьсот учениц и свой журнал.
Дома Петер открыл немецкий перевод Корана и про читал в суре 4, стих 3:
«…Женитесь на тех, что приятны вам, женщинах и двух, и трех, и четырех. А если боитесь, что не будете справедливы, то на одной…»
И через несколько страниц стих 128:
«…И никогда вы не в состоянии быть справедливыми между женами, хотя бы и хотели этого…»
— Ты остался доволен? — спросил Ахмед по теле фону.
— Очень.
— Хочешь поговорить еще с одной женщиной главным редактором другого журнала?
— С удовольствием.
— Она ждет тебя в пять часов к чаю у себя дома Если у тебя другие встречи, отложи их.
— Ты прямо как главный распорядитель. Большое спасибо!
— Ты недостаточно интересуешься египетскими женщинами, вот я и решил тебе немного помочь, пока нет Ивонны.
— Разве она вернется? — удивленно спросил Петер.
— Понятия не имею. Ты ничего от нее не получал?
— Открытку из Хартума.
— Вот видишь. Она не заставит себя ждать и скоро явится, чтобы раздражать и осчастливливать нас. То есть меня раздражать, а тебя…
— Ничего подобного, — прервал Петер.
— В общем, поторопись использовать сегодняшний вечер. Запиши адрес, а потом позвони мне. У меня в запасе еще третья женщина — художница.
Прежде чем Петер успел раскрыть рот, Ахмед продиктовал адрес и попрощался.
Египтянка приняла Петера в салоне, обставленном позолоченной мебелью в стиле ампир. Салон сообщался широкой дверью с соседней комнатой.
Опа сразу же оживленно заговорила, села в кресло, закинув ногу на ногу. Манеры у нее были несколько развязные, глаза, когда она говорила, лукаво блестели.
— Меня воспитывали, как мальчишку, — сказала она живо и весело, будто угадав мысли Петера, и тут же стала рассказывать о своем детстве. — Мой отец хотел мальчиков, а рождались девочки. Четыре девочки подряд. Когда родился пятый ребенок — на этот раз действительно мальчик, — девочки уже все были воспитаны, как мальчишки.
Она буквально сияла, вспоминая свои проказы, в глазах ее плясали чертики. Быть мальчиком — значило иметь право на шалости, на то, чтобы ходить или ездить г отцом на прогулки, тогда как девочкам полагалось синеть дома, с матерью. Быть мальчиком значило в то время принадлежать к избранным, которым разрешалось посещать школу, а быть «мальчиком» ее отца значило обладать еще одним преимуществом: дети из зажиточных семей посещали английские и французские гимназии, ее же отец из чувства протеста против иностранного засилья отдал в египетскую школу.