Путешествие по арабским странам

«День за днем. Большие кинотеатры все чаще осаждаются толпами малолетних. Это дети в возрасте от пяти до десяти лет и даже моложе. Оборванные и грязные, они преграждают взрослым путь в надежде продать им какую-нибудь мелочь, чаще всего — палочки из китового уса для воротничков. Некоторые из несчастных малышей порой осмеливаются с трогательной мольбой схватить взрослого за руку. Изо всех сил стараются они избежать жестокого наказания, которое им грозит, если они не принесут нескольких пиастров тем презренным, что эксплуатируют их, часто — собственным родителям».

Петер листал дальше.

Несколько дней тому назад по обвинению в контрабандном ввозе наркотиков были арестованы «король опиума» и его банда из четырех человек. «Король», Мабрук Абдаллах Мабрук, ездил в пульмановском вагоне в Суэц и закупал там гашиш. При обыске у него было найдено два с половиной килограмма гашиша на тысячу египетских фунтов. Главарь другой банды из четырех человек — Каравана — прятал сорок шесть пакетов гашиша.

Петер продолжал листать газеты.

Торговец медикаментами в Каире приговорен к году тюрьмы и к денежному штрафу в пятьсот фунтов. Он отказался продать аптекарю какое-то лекарство, хотя оно у него имелось.

Что скрывалось за этим?

Известно, что некоторые лекарства, ввозившиеся из Англии и Франции, с начала суэцкого кризиса перестали поступать. Петеру рассказали, что с конца июля и Александрию не прибыл ни один французский пароход. Тогда египетские власти стали поощрять закупку равноценных медикаментов в других странах, но натолкнулись на сопротивление торговцев и аптекарей, связанных с английскими и французскими фирмами. Истине вопреки те утверждали, будто прежние медикаменты лучше. Они не покупали новых лекарств и не желали трогать старые запасы. Поползли тревожные слухи… Беспокойство переросло в страх. «У нас кончились лекарства. Когда это наконец прекратится?»

Все это делалось с целью создать панику. Приговор суда напомнил, что холодная война против Египта продолжается и даже переносится в такие области, где угрожает здоровью людей.

Коран отвергает многоженство

Приятели сидели в саду Гроппи, одном из самых уютных кафе Каира, находящегося вблизи от здания оперы. В этот предвечерний час здесь наслаждались тенью и лакомились пирожными мужья со своими молодыми женами. Почти все женщины были красивы, некоторые ослепительно прекрасны, с легкой походкой и грациозными движениями. Это были современные женщины, хотя их матери наверняка еще одевались в черное и носили покрывало. Но в выражении лиц этих женщин еще сохранилось что-то непроницаемо загадочное. Недаром их матери и прабабушки на протяжении тысячелетий молчали и про себя думали то, что им не разрешалось произносить вслух.

— Отчего же, — сказал Ахмед, — такой разговор возможен. Я знаком с одной женщиной, правда, не особенно близко, но я мог бы позвонить ей. Она училась в Париже и издает журнал для женщин. Хочешь?

— Конечно, — ответил Петер.

Ахмед тотчас же отправился к телефону, а вернувшись, сообщил:

— Она свободна сегодня с шести до семи и ждет тебя в редакции.

— Сегодня?

— Мой дорогой, тебе пора бы уже привыкнуть к этому. В Берлине — да, там не так, по крайней мере, раньше было не так, — там каждый уважающий себя человек подумал бы: «Как это будет выглядеть, если я немедленно соглашусь принять его?» — Ахмед засмеялся. — «Где же это возможно?» Так вот, здесь это возможно. Египтяне — люди любезные и не зазнаются.

— Это правда.

— Тогда пошли. Я провожу тебя, но разговаривать ты, конечно, будешь сам. Говорят, она знает французский, как родной язык.

Редакция журнала помещалась в большом старом здании. Петера провели в. кабинет главного редактора — маленькую комнату, где перед письменным столом стоил низкий круглый столик с доской из кованой меди, окруженный большими кожаными креслами. Хозяйка кабинета сейчас же распорядилась принести кофе, предложила посетителю сигареты и успела еще дать указания одному из своих сотрудников. При этом он и она стояли.

Петер незаметно разглядывал ее. Изящный светло-серый костюм плотно облегал ее стройную фигуру. Густые, очень черные волосы были тщательно причесаны. Над большими миндалевидными глазами высоко изгибались полукружия бровей. Она была любезна и обаятельна, со служащим разговаривала очень дружелюбно, но порой энергично сжимала свои полные губы, и тогда взгляд ее становился проницательным и сдержанным, почти холодным.

Затем служащий ушел, и они остались одни.

— Почему я стала бороться за права женщин? — переспросила она. — В молодости я убедилась, какой пред приносит полигамия. Поэтому в Сорбонне я стала изучать право, а темой диссертации избрала тезис: «Коран отвергает многоженство».

Так в нескольких словах была изложена целая история молодой жизни. Когда она упомянула о вреде полигамии, по выражению ее лица было ясно, что в юности она сама пережила какие-то неприятности, даже горе. Но это было сказано между прочим, а расспрашивать было неловко, да и вряд ли она захотела бы говорить на эту тему.