Путешествие по арабским странам

— Дешево, — расхваливал Махмуд свой товар по-немецки. — Люди смотрят здесь, идут в другой магазин возвращаются назад.

За лавкой он устроил себе нечто вроде кабинетики, там стоял письменный стол со стульями. Он пригласил туда Петера на чашечку кофе и показал ему свои богатства из кожи высшего сорта.

— Где вы научились говорить по-немецки? — Петера гораздо больше интересовал сам маленький шустрый торговец с темными блестящими глазами и провалом на месте одного зуба, чем его пестро раскрашенные кожаные верблюды.

Теперь Махмуд говорил по-английски, это ему все же было легче.

— Мой брат когда-то жил в Берлине.

— А по-английски?

— По-английски говорят многие, — ответил он просто. — Я еще знаю французский, норвежский, голландский[49].

Махмуд был младшим из шестерых детей в семье, и ген, его когда-то владел магазином, но теперь состарился. С шести до десяти лет мальчик посещал школу, но не научился ни читать, ни писать.

— Я ходил в порт смотреть.

Ему хотелось не только смотреть, но и торговать, и он начал продавать шнурки, галуны и прочую мелочь. Учитель не раз писал отцу: «Махмуд не ходит в школу».

Отец сердился, но ничто не помогало, тем более что мать заступалась за своего любимца. Она молча клала ему в карман немного денег. Наконец отец понял, что Махмуду нечего делать в школе. Так мальчик в десять лет стал профессиональным торговцем, не обремененным какими-либо иными обязанностями, и начал зарабатывать деньги.

Мать следила за ним с гордостью, а когда ему исполнилось семнадцать — с беспокойством.

— Что-то ты зачастил в рестораны, Махмуд, — сказала она как-то.

Юноша, нетерпеливый, непокорный, смотрел на нее вопросительно и молчал.

— Что ты там делаешь? — спросила мать.

— Сижу с друзьями.

— Знаю, а что делают твои друзья?

— Мы развлекаемся.

— Курите?

— Иногда курим.

Махмуд рассматривал лежавший на полу ковер со сложным арабским узором в темно-синих тонах.

— Табак? — спросила мать.

Махмуд резко вскинул голову:

— А что же еще?

— Слушай, Махмуд, — сказала мать, — тебе надо изменить образ жизни. Пора тебе жениться. Ты хочешь заботиться о жене… и о детях?

— Если жена мне понравится.

— Это уж предоставь нам, — ответила мать.

Она выбрала для сына четырнадцатилетнюю девочку[50], но Махмуд заупрямился.

— Хочу ее увидеть, — твердил он.

— Увидишь, когда поженитесь, — решила мать.

— Тогда я не женюсь, — настаивал Махмуд. — Я по крайней мере хочу быть уверенным, что у нее руки и ноги на месте.

— Можешь положиться на свою мать.

— Я хочу увидеть ее своими глазами.

Мать уступила, как уступала ему всегда, поговорила с матерью девушки, и Махмуд получил разрешение пойти в такое место, где мог хоть раз увидеть девушку. Руки и ноги у нее оказались на месте.

Встретились отцы. Согласно брачному договору отец Махмуда выплатил отцу невесты триста фунтов, а тот купил мебель для трехкомнатной квартиры за семьсот фунтов и много золотых браслетов и других украшений для дочери.

Шесть лет уже прошло после их свадьбы, у них было трое детей, и ждали четвертого.

Когда жена Махмуда родила своего первенца, ей еще не минуло шестнадцати лет.

— Не слишком ли рано? — спросил Петер.

— Нет! Теперь в брак могут вступать девушки не моложе шестнадцати лет и юноши не моложе восемнадцати, и этот возраст даже собираются повысить еще на два года. Зачем? Я очень люблю свою жену, и она меня тоже.

— А еще жена у вас есть? — поинтересовался Петер.

— Нет, — ответил Махмуд. — Нехорошо иметь двух жен[51]. Все женщины одинаковы, так уж лучше любить одну. Одна ночь здесь, другая там, к чему это? У моего дяди две жены, — закончил он неожиданно.

— И он счастлив?

— О да, у него большая торговля лесом, одних магазинов семь штук.

— А жены?

— Жены ладят между собой.

Жена Махмуда занималась хозяйством, его и ее сестры помогали ей. Она никогда не выходила на улицу одна. Раз в месяц муж отвозил ее к матери и позже заходил за ней. Она еще ни разу не была ни в концерте, ни в театре, ни в кино, во всяком случае после того как вышла замуж.

— Она ведь совсем не знает жизни, — сказал Петер.

— Нет, почему же, — возразил Махмуд. — До свадьбы она много видела.

— Но жизнь ведь меняется.

— Теперь она читает газеты и журналы, которые я ей приношу.

— У вас дочери есть?

— Две.

— И они будут потом вести такую же затворническую жизнь, как ваша жена?

— О, они до двенадцати лет могут посещать шкоту, и потом даже «Big college»[52], если будут хорошо учиться. Мы уж им накажем, чтобы они не делали ничего дурного. Но моя жена привыкла сидеть дома. У вас, кажется, многие женщины получают специальность?

— Да, — ответил Петер.

— Мой брат, — рассказывал Махмуд, — тоже учится и университете и видит леди, которые там учатся. Ему двадцать восемь лет, он холост, может быть, он женится на девушке из «Big college», которая не позволила себе ничего дурного. Это он жил в Берлине и научил меня говорить по-немецки.

Махмуд поднялся, снял с полки элегантный светло-желтый чемодан и хлопнул по нему рукой.

— Очень хорошая верблюжья кожа. И очень дешево Вам нравится?

— Ничего…