Путешествие по арабским странам

Биржа помещалась в высоком зале, разделенном широким проходом на биржу договоров, заключаемых на продажу хлопка, и на биржу акций. Обе они походили на небольшие амфитеатры, где бои происходили почему-то на ярусах, а на арене сидели лишь двое молчаливых мужчин и что-то записывали: возможно, имена тех, кто погиб и кто остался в живых, — определить это было не так просто. Механизм биржевой игры тоже требовал длительного изучения. Но что бросалось в глаза даже непосвященному, так это горячий темперамент действующих лиц. Многие, быть может половина из ста пятидесяти мужчин, сняли пиджаки и суетились на ярусах в одних рубашках. Одни, казалось, изображали легкоатлетов — они, словно одержимые, мчались наперегонки к телефону. Другие занимались упражнениями для голоса, выкрикивая все время одно и то же слово, но, видимо, так и не преуспели в дикции, ибо непосвященному зрителю, вроде Петера, слышались только нечленораздельные звуки. Большинство, очевидно, изображало маски. Как бы они ни кричали, лица их оставались неподвижными, глаза холодными и безучастными, рот широко открытым, и только голос и жесты выдавали бушевавшие в их душе страсти.

Человек лет тридцати с лицом без морщин, в белой рубашке с шелковым галстуком кричал, например, так громко, будто выступал в качестве герольда какого-то короля. На нем были брюки темно-синего цвета, то есть цвета бус, защищающих от дурного глаза.

Такой цвет брюк, видимо, был призван охранять задний карман, в котором находился бумажник, но и данном случае и он, очевидно, был бессилен. Человек кричал все громче, но никто не подал ему реплики.

Поблизости стоял другой человек, лет сорока, тоже без пиджака. Его круглую голову едва покрывали редкие волосы. Лицо его от крика так налилось кровью, что казалось, его вот-вот хватит удар.

Петер обратил внимание на мужчину в пиджаке с очками на носу, который спокойно стоял среди общего гама, дожидаясь своей реплики. Суфлер, очевидно, забыл о нем.

На самом верху, почти под потолком, вдоль стены тянулась узкая галерея. Там стояли два наблюдателя: один — ведавший хлопковой биржей, другой — биржей акций. Перед ними находились длинные доски, на которые они заносили буквы или цифры, сообщаемые им из зала по телефону. Они-то, конечно, шли в ногу со временем: у служащего, находившегося в зале, на шее висел микрофон, у служащего на галерее были микрофон и наушники.

Человек на галерее, нависшей над хлопковой биржей, рядом со словом «январь» написал ряд цифр, где первым стояло число 110,10, а последним — 113,10.

— Там теперь застой, — сказал президент, пользовавшийся, как и подобает режиссеру амфитеатра, всеобщим уважением. — В течение дня цены не должны возрастать или падать больше, чем на три доллара. Так решило правительство.

— Доллары у вас? — удивился Петер.

— Египетские доллары, — пояснил президент. — Пять долларов составляют египетский фунт.

В этот момент по ярусам будто прошел электрический ток. Все начали кричать, широко разевая рты, размахивая руками, перегибаясь через перила. Лица покрылись потом.

— Что случилось? — спросил Петер.

Президент показал на доску. Там в рубрике «январь» появилось число 112,75. Цена упала больше, чем на четверть доллара. Вопли усилились. Теперь человек на галерее написал на доске 113,10. Крики возобновились с новой силой. Президент спокойно стоял рядом с гостем, очень уверенный в себе, невозмутимый, даже какой-то домашний… И вдруг он тоже закричал.

Дело в том, что на противоположной стороне амфитеатра кто-то предложил сделку на март. Президент выкрикнул встречное предложение. Лицо его не изменилось, только широко раскрылся рот, и из него вылетели резкие звуки. Потом он совершенно спокойно произнес:

— Этого я жду уже давно, — и улыбнулся. Внезапно лицо его снова напряглось, и он выкрикнул несколько раз подряд: «Контракт на март! Контракт на март! Контракт на март!»

— Цены как будто растут, — осторожно заметил Петер.

— Да, — сказал президент, — благодаря суэцким событиям все настроены оптимистично.

Рядом, на бирже акций, тоже разыгрывался импровизированный спектакль. Рубашки некоторых действующих лиц были мокрыми от пота. Голоса охрипли. Подойдя ближе, Петер обратил внимание на стройного человека лет тридцати с холодными глазами и здоровенной глоткой, который, не переставая, взывал: «Banque du Caire! Banque du Caire! Banque du Caire!»[45]. Другие, заглушая его, кричали что-то свое, человек, не обращая на них внимания, рвался на авансцену. Он перелез через ограду, пробрался в нижний ярус и, перегнувшись через перила, огласил комнату выкриками: Вanque du Caire!» Никто не реагировал. В конце концов человек устал и замолчал. На смену ему пришел другой, который без передышки восклицал: «Alexandria Water!»[46].

— Эти акции колеблются, — крикнул президент Пе-н-ру, — потому что в них участвует правительство.

Появился новый мотив:

— Copper, Anglo-Egyptian! [47]

Под аккомпанемент криков, раздававшихся с ярусов, президент комментировал события на бирже: