Путешествие по арабским странам

— Или вот верблюжье седло. Совсем дешево, только для вас! Всего лишь два с половиной фунта.

— О, это дорого, — сказал Петер, желая его спровоцировать.

— Вовсе не дорого, — заверил тот с самым просто душным видом, и только в самой глубине его глаз при таилась хитрость. — Мать учила меня: «Будь честен!» «Люди, которые делают со мной дела, все говорят: «Он честный, он египтянин, по нему будут судить о всех египтянах, о всей стране». Два с половиной фунта это седло. Самая дешевая цена.

— Скажите, Махмуд, у вас для всех покупателей одинаковые цены?

Это был щекотливый вопрос, и Махмуд ответил не сразу.

— Значит, нет, — решил Петер.

Тут Махмуд нашелся.

— Немцам я продаю дешевле, — заявил он по-рыцарски, — а американцам, когда они важничают, дороже, чем остальным.

— Так что цены все же разные?

— Но всегда честно. Обычно я знаю, что человек хочет купить.

— И тогда вы сразу немного набавляете?

Махмуд засмеялся.

— А как вы узнаёте, что человек собирается купить?

Махмуд усомнился, стоит ли ему раскрывать кое-какие из своих тайн, но победило желание казаться крупным коммерсантом, каким он бесспорно и был — ему принадлежали два магазина и плавучая лавка в порту. Он подошел к двери и «изобразил» приход покупателя.

— Вот входит человек, — сказал он и сделал широкий жест, — и окидывает взглядом весь товар, — видите, вот так, — и я сразу знаю: этот не собирается ничего покупать, пришел просто поглазеть. На него я не обращаю внимания. Или, если у меня есть настроение подразнить его, я громко произношу: «Полфунта — это слишком дешево». На самом деле вещь стоит три фунта. Тут уж он начинает приглядываться, и слово за словом разгорается торг. Но обычно покупатели, если их интересует какая-нибудь вещь, смотрят на нее чуть дольше чем на остальные. И тут уж я смекаю, в чем дело, и продаю им ее.

— А на какую вещь я смотрел чуть дольше?

Махмуд замялся и улыбнулся.

— Мне, значит, вы решили продать чемодан? — продолжал Петер, — Мне, правда, чемодан не нужен, но этот мне нравится.

— Как вам угодно, — сказал Махмуд великодушно, уселся на свое место и закурил.

— Гашиш? — спросил Петер, чтобы навести разговор на эту тему.

Махмуд отрицательно покачал головой и ухмыльнулся.

— А пробовали?

Он посмотрел на Петера и кивнул.

— Это случилось, когда мать сказала, что мне пора жениться. Мы тогда собрались с ребятами, знаете, как это бывает.

— Ну и как?

Ощущение очень приятное.

— Как после вина?

— Этого я не знаю.

— Никогда не пили?

— Нет. Но это, наверно, опаснее, чем алкоголь, — сказал Махмуд. — Один мой друг, когда накурится гашиша, ночью всё просыпается и громко смеется. Жена тогда тоже просыпается, слышит, как он смеется, и спрашивает: «Ты сошел с ума?» Опасно, опасно, — повторил он и покачал головой.

— А больше не пробовали? — спросил Петер как бы мимоходом.

— Нет. С тех пор как женился, ни разу.

— А как ваш друг употребляет это? — Петер сознательно избегал произносить название наркотика.

— Он развертывает сигарету, кладет кусочек в табак, опять свертывает и курит. Нужно сначала хорошо поесть, закусить обед фруктами, сладостями, разными деликатесами и курить только дома, одному или с близкими друзьями. Иначе — двадцать пять лет тюрьмы.

— Контрабанда?

Он кивнул.

— А дорого стоит?

— Кажется, — сказал он нерешительно, — около полутора фунтов за кусочек величиной с ноготь большого пальца.

Они разговорились, никто им не мешал, и Петер решил спросить, много ли у Махмуда друзей.

— Много, но не деловых. Друг — это не тот, кого я угощаю хорошим обедом, чтобы потом заключить с ним сделку. С друзьями я живу одной жизнью, их заботы — мои заботы. Если у меня назначено десять деловых встреч, а мой друг заболел, я первым делом спешу к нему и спрашиваю, чем могу помочь. А если у него нет денег, я сую ему в карман несколько фунтов или сигареты, чтобы он чувствовал себя человеком и чтобы ему жилось не хуже, чем мне.

— Друзья, мне кажется, значат здесь часто больше, чем женщины, — сказал Петер.

— Женщина и друг — это разные вещи. До женитьбы я дружил только с ребятами. У нас юноши и мужчины часто ходят под руку или взявшись за руки. За иностранцами я этого не замечаю.

— Да, это нигде не принято, — подтвердил Петер.

Махмуд снова ударил рукой по красивому чемодану и назвал прежнюю цену.

— Я, правда, честный, — произнес он, будто хотел сказать: «Я — исключение в прекрасном порту Александрия».

В скором поезде, отправлявшемся из Александрии, был пульмановский вагон, прицепленный непосредственно к локомотиву. Это длинный вагон с кондиционированным воздухом, с широкими, очень мягкими креслами в белых чехлах, с откидными спинками. Проводник посадил Петера около окна.

Кто-то постучал в окно: предлагали пачку сигарет.

В вагоне было сорок мест. Часть из них была занята, исключительно мужчинами.

В окно снова постучали: на этот раз предлагали плитку шоколада.

Явился проводник и повернул свободное кресло перед Петером сиденьем к пассажиру.