Большой магазин был пуст. На полу валялись пустые коробки. Кукла прижалась рукой к витрине ювелирных изделий. От колец, ожерелий и других драгоценностей остались только картонные и шелковые футляры. В углу лежала шкурка лисы, забытая или не замеченная грабителями.
— Чем он торговал? — спросила Ивонна.
— Всем, что покупали иностранцы. Драгоценностями, готовым платьем, мехами, кожаными сумками. Я не могу назвать вам воров. Знают только, что никто из египтян не имел права появляться на улице.
— А еще подобные случаи были? — спросила Ивонна.
Египтянин показал ей еще несколько разграбленных магазинов.
— Они похитили плоды моего труда за тридцать два года, — заявил Ахмед Бедр.
В одном из ограбленных магазинов как единственная память валялся растрепанный экземпляр книжки без обложки. Название гласило: «The Secret of the Soul»[64]
.Итак, они снова встретились в Дамаске, два друга и женщина, с которой их свел случай. Они вместе поужинали в большом отеле, где за последние месяцы почти не было иностранцев, и выпили бутылку красного ксараха.
— Надо пить вино страны, — сказал Ахмед благодушно, — особенно если пьешь так редко, как я. Знаете, откуда происходит ксарах? — спросил он Ивонну.
Из местности, где берут свое начало река, на которой стоит Дамаск, — Нахр-Барада и самая большая река Сирии — Оронт.
— Вы имеете в виду впадину Бекаа, — сказала Ивонна.
— Да, Бекаа. Долину солнца между горами Ливана и Антиливана. Там растет xcapax. Ваше здоровье!
— Я пью, — воскликнул Петер, — за греческий город солнца в долине Бекаа — Гелиополь, и за римский храм Бахуса в Баальбеке, и за бога солнца финикийцев — Балаата, и за всех, кто любит солнце, и свет, и ксарах! Ваше здоровье!
— Аминь, — сказала Ивонна.
Они засмеялись и опустошили свои рюмки.
Скажи, пожалуйста, — снова начал Ахмед, — что тебе больше всего нравится в Сирии?
— Люди, — ответил Петер.
Особенно женщины, — пошутила Ивонна.
Петер улыбнулся:
— Я не намерен недооценивать прекрасный пол, но я имел в виду характер людей, их манеру держаться…
— Что тебе в них нравится? — прервал Ахмед.
— Сразу заметно, что это жители гор, народ земледельцев. Мужчины сильные, гордые, темпераментные; женщины, насколько их можно рассмотреть — ведь очень многие еще носят тонкое покрывало, — женщины здоровые, держат себя естественно, многие красивы.
— Что я говорила! — Ивонна засмеялась.
Ахмед остался серьезным.
— Хороший «вакуум», правда?
— Опять вы начинаете! — запротестовала Ивонна.
Нет, нет, — возразил Ахмед. — Вы ведь даже не дали мне рта раскрыть. Я только хотел узнать мнение Петера, если разрешите.
— Могу вам сказать заранее.
— Так разрешите?
— Пожалуйста.
— Послушай, — сказал Ахмед, — ты знаешь, мисс Перран была против нападения на Египет, а теперь тем более, после того как она побывала в освобожденном Порт-Саиде. Но с так называемой теорией вакуума, выдвинутой ее правительством, она кокетничает. Ты понимаешь это?
— Дело в том, что она все-таки миллионерша. Когда пишет, — сказал Петер.
— Идиотизм! — бросила Ивонна.
— Благодарю, — сказал Петер.
— Англичане и французы на Востоке проиграли, — заявила Ивонна. — Но Восток пока еще не может стоять на собственных ногах.
Вам не кажется, Ивонна, — прервал ее Петер, — что точно так же англичане говорили об Америке, когда она требовала независимости? Ваша аргументация устарела почти на двести лет.
Тон Ивонны стал холодным.
— Пожалуйста, не перебивайте, если хотите со мной спорить. Англо-французское влияние заменим либо мы, либо коммунисты. А я не коммунистка.
Петер не обратил внимания на ее холодный тон.
— Я бы хотел, чтобы и в самом деле все сводилось к этой альтернативе, — сказал он. — Но ведь в жизни все гораздо сложнее. Почти все арабы — крестьяне, рабочие, интеллигенция, буржуазия — требуют прежде всего национальной независимости. Они не нуждаются в опекунах. Они не являются «вакуумом», как выразился ваш президент. Это живые, очень живые люди. И лишь когда они добьются национальной независимости, они станут требовать решения социальных проблем.
— Коммунизм? — спросила Ивонна.
— Это дело самих арабов, но отнюдь не американцев или кото бы то ни было еще.
— Но национальные проблемы переплетаются с социальными, — сказала Ивонна более деловито, почти примирительно. — Этого вы не можете не понимать.
— Это я понимаю, — сказал Петер. — По сути дела требование национальной независимости является одновременно и социальным требованием. Вспомните Египет. Пока англичанам принадлежало в стране решающее слово, они препятствовали проведению земельной реформы, закрывали путь к индустриализации, присваивали вместе с французами основную часть доходов от Суэцкого канала. Национальная зависимость влекла за собой нищету народа.
— Существует ведь и слой богатых арабов, — возразила Ивонна, — которые требуют независимости, чтобы положить себе в карман прежние доходы иностранцев.
— Совершенно верно, — согласился Ахмед. — Больше того, среди арабов есть люди, которые являются пламенными националистами из корыстных целей.
— Вот именно.
Ахмед уверенно продолжал: