6 июля весь день мы проработали над переправой. Выбрали более крепких и умных лошадей, разделили вьюки на части и понемногу переправили их через тундру на сухую гриву за ней. Несмотря на всю предосторожность, на середине тундры лошади все-таки частенько проваливались, что отнимало много времени на вытаскивание и перевьючивание.
У противоположного северного конца своего болото упирается в маленькую (1--2 саж.) терраску с лиственничным и березовым лесом. Склон терраски одет жимолостью и цветущим таволожником
Со стоянки была произведена разведка пути, выяснившая, что впереди, верстах в двух, есть еще топкий ручей, остальная же дорога хороша вплоть до новой группы стариц р. Кимитиной. Поэтому я просил двоих из наших людей, под руководством В. П. Савича, пойти туда и забросать ручей толстым слоем веток и стволов, что и было исполнено.
7 июля мы решили непременно добраться до Машуры. От Кирганика всего 35 верст, а мы уже три дня потратили и все еще далеко не дошли. Кругом стоянки лес с большим процентом лиственниц; почва его вся состоит из веточек, хвои и березовых листьев, прикрытых более или менее чистой порослью вейника. Такая почва очень мало изменена гниением и вся сгораема; поэтому в лесах среднего течения р. Камчатки и установлен обычай особенно тщательно заливать костры при уходе со стоянок. Яма, вырытая в этом лесу на прогалине, показала, что дерновый слой имеет всего 13 см толщины; глубже супесь, постепенно переходящая в суглинок; на глубине 1 м 40 см встречена вязкая, мокрая, может быть даже мерзлая глина, в которую еще далее легко входит ручной бур, не встречая дна. Термометр Шукевича показал здесь уже на глубине 0,4 м всего 0,4°, что было самой низкой почвенной температурой, какая за оба лета наблюдалась на Камчатке.
Выйдя со стоянки, мы, менее чем в версте, перешли топкий, заросший лесной ручей, выходящий во вчерашнее травяное болото; затем пошла грива, протянувшаяся параллельно берегу Камчатки, с очень густыми и чистыми ельниками, местами даже без примеси других деревьев, местами же ель, смешанная с березой, осиной и лиственницей. В более чистом ельнике густой, сплошной моховой покров с брусникой и различными теневыми растениями. Ель выходит местами и к берегу реки, который обрывист и подмыт водой; высота обрывов до 3 саж.
Пройдя берегом Камчатки около 3 верст, путь поворачивает влево и вскоре после этого пересекает сначала одну, потом немного далее другую старицу Кимитиной. Обе они заросли осоковым болотом и очень мокры; во второй, на тропе, где поверхностный растительный покров уничтожен, вода местами достигала лошадям по шею. В стороне есть еще озерко. Самая тропа превращена здесь в глубокую канаву, обрамленную кочками. За протоками возвышенная, сухая площадь с зарослями жимолости, деревьями боярышника и ивами. Затем -- берег Кимитиной; река глубокая, быстрая, с иловатым дном и крепкими, хотя и низкими берегами, без галечников, похожая на завойкинскую Мутную, но гораздо больше ее. Сходство здесь в том, что русло реки вырыто в аллювии.
Устье Кимитиной очень близко направо. Перед ним в русле ивняковый остров, разделяющий реку на два рукава. Камчатка кажется уже очень широкой; на ее правом берегу выделяется впереди крупная одинокая горка, мыс хребтика, сплошь одетого лесом.
Мы легко переехали Кимитину на батах, лежавших у берега, но переплавить лошадей не сумели, так как они, переплыв реку за батом, упорно отворачивались от крутого левого берега назад и переплывали реку обратно. Пришлось послать И. Кайдалова вперед в Машуру на единственной переплавленной лошади за помощью, которая в лице двух человек явилась сравнительно очень скоро, и лошади были приплавлены как раз к узкому уступу берега, где и могли выбраться из воды.
За гривкой левого берега идет параллельно Кимитиной совершенно обсохшая протока с кочковатым вейниковым лугом. Далее опять лесистая грива и протоки. Очевидно, Кимитина, выйдя из области своего среднего течения в аллювиальную долину Камчатки, постоянно меняла свое русло, пока не нашла себе постоянного кратчайшего пути.
Через гривы и протоки Кимитиной, здесь с мостиками, мы прошли, миновав еще два озерка, к полосе лугов и береговому лесу Камчатки и им по живописной, сухой тропе над обрывчиками берега доехали до Машуры. Узнав в селении, что далее за ним удобного для стоянки места нет, я вернулся немного назад и, присоединясь к каравану, выбрал для стоянки место на самой тропе у берега Камчатки (повыше деревни) на сухой площадке, обросшей ивами и черемухой.