путешествии и о том, как мне понравились Бухара и Самарканд. Мои замечания,
которые я все время старался расцвечивать персидскими стихами и изречениями
из Корана произвели на него хорошее впечатление, потому что он сам мулла и
недурно знает арабский язык. Он велел выдать мне серпан (одеяние)
(Собственно сер-та-пай, т.е. "с головы до ног", одеяние, состоящее из
тюрбана, верхнего платья, пояса и сапог.) и 30 тенге, а при прощании
приказал еще раз навестить его в Бухаре. Получив эмирский подарок, я как
сумасшедший кинулся к своим друзьям, которые не меньше меня радовались моему
счастью. Как мне передали, - вероятно, так оно и было, - Рахмет Би
представил обо мне двусмысленное до-несение, поэтому эмир принял меня
недоверчиво. Перемене его мнения я всецело обязан исключительно гибкости
своего языка. В этом случае вполне оправдала себя латинская пословица: "Quot
linguas calles, tot homines vales"^105 .
После этого спектакля друзья посоветовали мне спешно уехать из
Самарканда и, не останавливаясь даже в Карши, как можно скорее перебраться
на другой берег Оксуса, где у госте-приимных туркмен-эрсари я смогу
дождаться прибытия кара-вана, идущего в Герат. Пробил час прощания;
чувствую, что перо мое не в силах достоверно передать читателю мучительную
сцену расставания с моими благородными друзьями, которые были расстроены не
меньше меня. Шесть месяцев мы делили ве-личайшие опасности, которыми нам
угрожали пустыни, раз-бойники и стихии; неудивительно, что исчезла всякая
разница в положении, возрасте и национальности и мы стали считать себя одной
семьей. Разлука означала в наших глазах смерть; да и могло ли быть иначе в
этих краях, где снова увидеться друг с другом почти невозможно? У меня
сердце готово было разор-ваться при мысли, что этим людям, моим лучшим
друзьям на свете, которым я обязан своей жизнью, я не могу раскрыть свое
инкогнито и принужден их обманывать. Я проложил путь к этому, хотел
попытаться, но религиозный фанатизм, встречаю-щийся еще даже в просвещенной
Европе, имеет страшное влияние на мусульман. Мое признание в поступке,
который по законам Мухаммеда считается смертным грехом, (Меня, как муртада,
т.е. изменника, закидали бы камнями до смерти.) может быть, и не разорвало
бы сразу все узы дружбы; но каким горьким, каким ужасно горьким было бы
разочарование для искренне рели-гиозного Хаджи Салиха!
Передав меня пилигримам, вместе с которыми я должен был добираться до
Мекки, и отрекомендовав как можно лучше, как *[169] *брата или сына, мои
спутники проводили меня после заката солнца до городских ворот, где нас
дожидались повозки, нанятые моими новыми спутниками до Карши. Я плакал, как
ребенок, когда, вырвавшись из последних объятий, занял свое место в повозке;
мои друзья тоже заливались слезами, и еще долго они стояли на том же месте,
воздев руки к небу, испрашивая мне для долгого пути благословение Аллаха. Я
несколько раз обора-чивался, но вскоре они исчезли, и я видел только купола
Самар-канда в матовом свете восходящей луны.
*XIII*
*От Самарканда до Карши через пустыню. - Кочевники. - Карши, древний
Нахшеб. - Торговля и мануфактура. - Керки. - Оксус. - Автора обвиняют в том,
что он беглый раб. - Туркмены-эрсари. - Мазари-Шериф. - Балх. - Автор
присоединяется к каравану из Бухары. - Рабство. - Сейид. - Андхой. - Екетут.
- Хайрабад. - Меймене. - Аккале.*
Не буду знакомить читателя с моими новыми спутниками, происходившими из
Оша, Маргелана и Намангана (Кокандское ханство). Они были для меня совсем не
то, что мои добрые друзья, и вскоре я расстался с ними. Тем более я
привязался к молодому мулле из Кунграда, который ехал с нами до Самарканда и
оттуда надеялся дойти со мной до Мекки. Это был добродушный молодой человек,
такой же бедный, как и я; он считал меня своим учителем и старался всячески
услужить.
От Самарканда до Карши ведут три дороги: 1) через Шахрисябз самая
длинная, ее можно было бы назвать окольным путем; 2) через Джам, всего в 15
миль; но эта дорога идет по каменистой горной местности и поэтому очень
тяжела, если вообще прохо-дима, для повозок; 3) через пустыню, что-то около
18 миль. Из Самарканда мы выехали по той же дороге, по которой прибыли из
Бухары. У холма, с которого впервые открылся вид на город, дорога повернула
влево. Мы проехали две деревни с хорошей застройкой, и, совершив переход в
три мили, останавились у караван-сарая Робати-хауз, где дорога разделяется
надвое, левая идет через Джам, правая - через пустыню. Мы выбрали последнюю.
Эту пустыню, по сравнению с теми, которые мы видели раньше, можно скорее
назвать средней величины лугом. Ее часто во всех направлениях пересекают
пастухи, потому что здесь есть много колодцев с неплохой питьевой водой, а
поблизости от них почти повсюду встречаются юрты узбеков. Колодцы по большей
части глубокие, а возле них, чуть повыше, сделан каменный или деревянный