Путешествие по стране Руставели

Во всем Советском Союзе примерно с середины 20-х годов происходит то, к чему не могут легко привыкнуть пожилые люди, но что еще более ускоряется в результате бурного экономического развития: растущее смешение народов и национальностей. Уже в течение десятилетий тысячи молодых грузин получают профессии на Урале и в Донбассе, в Москве, Ленинграде и многих других промышленных центрах Советского Союза. С другой стороны, в Грузию направляются тысячи специалистов, которые готовят здесь молодую смену металлургов и строителей. Если молодой человек, к которому с таким непониманием отнеслись старики, принадлежит к числу тех, кто, получив образование, поселяется за пределами Грузии, то многие, приехавшие сюда из других республик, независимо от побудивших их на это причин, чувствуют себя здесь так хорошо, что остаются навсегда. Особенно наглядным примером многонациональности является промышленный город Рустави: плечом к плечу здесь трудятся представители 40 различных национальностей.

Продолжаем наш путь через город горняков Ткибули.

— Грузия богата углем, — поясняет мне Реваз. — Уже в конце прошлого века известный русский ученый Менделеев обращал внимание на то, что добыча угля обещает быть особенно высокой в районе Кутаиси, тем более что уже в то время из Кутаиси в Ткибули была построена железная дорога, а толщина угольного пласта в районе Ткибули достигает порой 15 метров.

Жаль, что из-за недостатка времени мы не можем сделать остановку в прекрасном старом городе Кутаиси. Здесь на Городской окраине сосредоточены гигантские предприятия тяжелой и легкой промышленности. Мощнейший завод грузовых автомобилей, построенный после войны, относится к числу крупнейших предприятий Советского Союза.

— Район Кутаиси — Ткибули — это один из трех промышленных центров, — объясняет мне Реваз. — Здесь, как видите, ведется интенсивная добыча угля и сосредоточены главным образом машиностроение и легкая промышленность.

— Три таких крупных промышленных центра — это меня, по правде говоря, удивляет. В республике с пятимиллионным населением, которую в Европе более склонны считать идиллическим краем виноградников, чайных плантаций, цитрусовых…

— …и раем, в котором люди просто пожинают плоды, — добавляет Реваз, его аскетическое лицо искажает досадливая гримаса. — Черт знает откуда берется такая глупость! Тот, кто так говорит, должен был бы прежде сам все хорошенько посмотреть.

— Вот видите, этого-то я и хочу! Мне хочется, например, посмотреть Кутаиси, а вы не даете этого сделать, — говорю я с деланным возмущением.

Все смеются. Но затем Реваз вновь просит меня проявить понимание. Праздник поэзии в Рустави из-за нас переносить не будут. А мы должны еще пересечь Малый Кавказ. Его высота почти три тысячи метров. Кто знает, какие там дороги!

Действительно, кто знает! Гоги вздыхает, и его орлиный взгляд омрачается.

— Если бы из Тбилиси мы поехали прямо на Ахалцихе и не свернули бы с пути в Гори, то никаких причин для беспокойства у нас не было бы. Тбилиси — Гори — Хашури — Ахалцихе — это все прекрасные дороги. А здесь? До Абастумани они проходят только через небольшие населенные пункты: через Маяковский, Саирме…

— Стоп! — Я трогаю его за плечо. — Вы только что сказали "Маяковский"?

Гоги заметно мешкает с ответом. Считая, что он уже и так много вмешивался в дела своих пассажиров, Гоги хочет, чтобы на мой вопрос ответил Реваз. Но поскольку Реваз тоже молчит, Гоги, наконец, говорит:

— Мы едем через Маяковский, прежний Багдади, он сегодня называется по имени поэта, который здесь родился.

Это известие действует на меня как электрошок. В то же мгновение у меня созревает решение: чтобы там ни было, но в Маяковском мы остановимся! У меня быстро возникает план, как уговорить Реваза. Но не все так просто. Он ведь и сам не промах. О Маяковском, разумеется, поначалу ни слова. Вначале я пытаюсь убедить Гоги в том, что дорога через Секарийский перевал, как мне будто бы рассказывал один шофер в Тбилиси, находится в отличном состоянии и не уступает лучшим дорогам столицы. Так я надеюсь сделать Гоги своим союзником. Но его серые глаза в отражении зеркала остаются неподвижными.

Внезапно Кетеван поворачивается к мужу и говорит (специально по-русски, чтобы ее слова мог понять и я):

— Реваз, а как ты смотришь на то, чтобы мы немного посмотрели Багдади? Ведь все равно мы будем проезжать мимо.

При этом в ее глазах мелькает едва заметная улыбка, и я еще раз убеждаюсь в том, что она женщина умная.

На родине Маяковского

Останавливаемся перед длинным высоким деревянным домом, окруженным мощными старыми деревьями. Деревянная лестница с дюжиной ступенек ведет на террасу, которую покрывает широкая, с острыми фронтонами крыша. Большая белая доска на просторном крыльце возвещает о том, что 7 июля 1893 года в этом доме родился русский поэт Владимир Маяковский.