Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

Я встал в 6 часов, выбрал и снарядил себе лошадь, заботясь более о крепости ее ног, что по местным дорогам всего важнее.

Его Высочество взял с собой стрелковое седло, а некоторые из нас еще, в Вене, запаслись английскими, так что мы не нуждались в седлах, на недостаток которых обыкновенно жалуются все путешественники на Востоке. Простившись с хозяевами и поблагодарив за прием, в 8 часов мы отправились в колясках до Пиниевой рощи. Там, в ожидании наших верховых лошадей, выпили по чашке кофе, а затем, благословясь, пустились в путь. Путешествие верхом для привыкших к железным дорогам представляет много интересного и переносит путешественника в то, давно прошедшее время, когда другого способа сообщений еще не знали. Верхом имеешь больше времени любоваться природою и как будто ближе живешь с окружающим миром, входя в его тесные рамки, осматривая спокойно и в мелочах все встречное. А по современным способам передвижения не успеешь взглянуть, как и с глаз долой – будто видишь книгу, а прочесть ее не можешь.

Из всего этого хаоса возносились к небесам шесть исполинских колонн, уцелевших от храма Солнца

Глава VIII

Ливанские горы. – Привал. – Долина Бекаа. – Штора. – Наш лагерь. – Камарад-паша. – Бедуины. – Захле. – Баалбек. – Развалины храмов Солнца и Юпитера. – Анти-Ливан. – Завтрак. – Зебедань. – Ночлег и первые письма. – Долина Баррады. – Могила Хама. – Айн-Фиджи. – Каменистая пустыня

Проехав равнину, лежащую непосредственно за городом и Пиниевой рощей, мы стали слегка подыматься по шоссе в горы. Скаты этих гор, как я упоминал выше, перерезаны площадками и представляются взору словно ступени какой-то гигантской лестницы. На этих площадках разведены виноградники, масличные и тутовые деревья. По мере того, как мы подымались все выше и выше, под нами расстилалась роскошная картина Бейрутской бухты. Справа, горная цепь седого Ливана[7] уходила широким мысом в море, охватывая громадным амфитеатром разнообразную зелень садов и сливающуюся на горизонте с небом лазурь Средиземного моря. По морю скользили и грузились мачтовым лесом на тихом рейде всевозможной величины суда. Масса белых домов Бейрута, ярко залитая лучами солнца, резко выделялась как бы среди роскошного зеленого ковра. Окрестные селения с каменными оградами казались кружевным узором, небрежно раскинутым по краям этого ковра. Я наслаждался этим видом до тех пор, пока тонкий туман горных облаков не скрыл от глаз всю картину.

Мы свернули с шоссе и вступили в слой облаков, подымавшихся беловатым дымом со дна долины. Подул свежий ветер, стало накрапывать и пошел дождь. А дорога-то, дорога! Я верить не хотел, что мы следуем по «Царскому пути», как цветисто называют старую дорогу из Бейрута в Дамаск. Вообразите себе кучи булыжника и щебня, навезенные для мощения мостовой, прибавьте к этому крутые подъемы и спуски и тогда получите приблизительно верное понятие о сирийских и палестинских путях сообщения. Хотя Французская компания и проложила шоссе из Бейрута в Дамаск, по которому ходят дилижансы и фуры, но большую часть тяжестей продолжают возить вьюками, предпочитая старый путь, чтоб не платить шоссейного сбора. Скоро нам попались навстречу длинные вереницы верблюдов, мерно выступавших друг за другом, и лошаки, высоко навьюченные тюками хлопка.

Пройдя верст двадцать, мы выбрались опять на шоссе и остановились для отдыха в хане «Мудейридж». Неприхотливо устройство такого постоялого двора: каменный сарай с плоскою крышей, разделенный внутри на две половины; в одной живет хозяин с семейством, в другой останавливаются путешественники. Его Высочество был встречен ротою пехоты, с хором музыки, игравшим: «Боже Царя храни». Во время завтрака, дождь полил как из ведра, а музыка, не смущаясь, продолжала увеселять нас пиесами из «Трубадура», «Травиаты» и тому подобным репертуаром, обязательным для всех военных хоров. Этот хор играл еще сносно, но все остальные, которые доводилось волей-неволей слушать, только раздирали ухо. Отдыхая, я с особым наслаждением истреблял превосходный виноград и рассматривал нескольких жителей, пришедших из окрестностей. Между ними некоторые с виду напоминали малороссийских казаков прошлого столетие: бритые головы с чубом, усы, без бороды, курточка, кривая сабля и цветные шаровары, спущенные почти до пяток, составляли их наряд.