Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

У выезда стоял эскадрон кавалерии с батареей. В оливковой роще, которая сменила городские постройки, сидя на коврах, ожидали Великого Князя – генерал-губернатор и прочее начальство Дамаска. Простившись с ними, мы продолжали путь по дороге между садами. Когда сады стали редеть, сменяясь обработанными полями, до нас донеслись пушечные салюты в честь проводов Великого Князя. Мы шли по извилистой полевой дороге, местами окопанной канавами; по сторонам виднелись селения с оливковыми рощицами; вправо тянулась цепь Анти-Ливана, влево оголенные холмы. Встретив два, три каравана, мы вошли опять в оливковую рощицу, проехали большую деревню, переехали чрез мост, ручей, поле и остановились для завтрака на площадке в саду, около деревни Артус. Чрез полчаса приехал Великий Князь, и, позавтракав, мы поехали дальше; дорога обратилась в необозримое поле камней; вся растительность исчезла. К сумеркам мы дошли до Сааса, одинокой фермы, построенной на холму и обнесенной, как крепостца, стенами. Во время последней резни христиан, турки пользовались ею как укреплением для действий против друзов. После обеда все пошли спать, утомившись продолжительным переходом. Днем было страшно жарко, термометр доходил до +40°по Реомюру; а после заката, с наступлением ночи, упал до 5°. Такая резкая перемена на 35° чрезвычайно чувствительна, к тому же я так устал и озяб, что лег в постель, не дописав дневника. Наутро нас подняли еще до восхода солнца; одеваясь, я уронил галстух и подымая его, невольно вздрогнул, – что-то черное, ракообразное ползло по ковру; сначала мне показалось, что это скорпион, но потом я убедился, что это был небольшой краб, который забрался в нашу палатку, разбитую на самом берегу ручья. Напившись чаю, некоторые из нас согласились всегда выступать немного раньше Его Высочества, в видах сбережения коней, а отчасти для того, чтобы не отставать от быстрого хода, которым шел Великий Князь. Взобравшись на холм, под стенами фермы, мы пошли по развалинам древней римской дороги, местами вполне сохранившейся, так что видны глубокие колеи, местами же взрытой, как бы землетрясением. Мы следовали по ней в продолжение двух часов; непонятно, как лошади ступали по этим осколкам, глыбам гранита, каким-то накипам шлаков и невысоких кряжиков, то и дело пересекавших дорогу.

После 6 часов ходу, не встретив ни единой души, мы достигли развалин Конейтры. Лагерь наш разбили около колодца, с мутною, затхлою водой, против селения, обращенного друзами в груду камней. Мы были среди каменистой пустыни Хаурана. Говорят, что весной она покрывается богатою зеленью, в которой исчезают ее бесчисленные камни, а безотрадный вид мертвой пустыни сменяется оживленным движением прикочевывающих на свежие пастбища бедуинов, с огромными стадами овец, лошадей и верблюдов. Мы только что кончили обед, когда к лагерю подъехал, в сопровождении десяти бедуинов, эмир Хассан, владетельный князек из окрестностей Конейтры. С ним обошлись как с почтенною особой: Великий Князь пригласил эмира в палатку, приказал подать кофе, а затем распрашивал о лошадях, которыми обладает его племя. Эмир обещал наутро опять приехать и привести с собой на показ несколько лошадей.

Утром я не дождался его возвращения, а согласился опять идти часом впереди Великого Князя. Двое из наших товарищей уже отправились, когда Холу-паша, сопровождавший Великого Князя в качестве представителя гражданской власти, просил не отделяться от каравана, в видах того, что пустыня Хаурана не безопасна от нападения и грабежей бедуинов. Д. И. Скобелев взял на всякий случай ружье и догнал передовых. Я, признаться, не обратил внимания на предупреждение и спокойно дожидался доктора Обермюллера, который попросил меня не уходить без него. Осмотрев больного, он сел на своего лошака и прибавил ходу; мы думали скоро догнать товарищей. Пред нами, напевая песню, тащился турецкий солдат с лошаком на поводу, который был навьючен офицерскими вещами. Скоро мы и его обогнали, а передовых все еще не было видно. Я не сомневался в дороге или тропе, по которой надо было направляться. Она обозначалась слишком явственно, противу других, свежими следами; к тому же мы шли на Иордан и Галилейские горы, которые, более или менее, не скрывались из виду.

Между тем, доктор стал беспокоится, а я вспомнил предупреждение Холу-паши. Тропинка все время перебегала пологие рытвины и холмы, покрытые мелким, как вереск и можевельник, кустарником. Прошел час, а товарищей нет как нет, и сзади ничего не видно. В одном месте, выйдя на открытое плато, я заметил вдали группу всадников и уже было обрадовался, но когда вгляделся попристальнее, мне показалось, что это бедуины и что они едут нам навстречу.