Мы не могли не отнестись с живейшим участием к этому несчастному, после того как нам сообщили, что единственным его проступком было несколько неосторожных высказываний в адрес императрицы Елизаветы, произнесенных, когда он покидал застолье, на котором вино помутило его разум. Ему не было тогда и двадцати. Он происходил из уважаемой российской семьи и был офицером гвардии. Ни время, ни беды не смогли изменить приятные черты его лица. Его разжаловали и сослали в самые глухие места Камчатки, выпоров перед этим кнутом и вырвав ноздри.
Императрица Екатерина, чья забота распространилась даже на жертв предшествовавшего царствования, помиловала несчастного несколько лет назад. Однако пребывание свыше пятнадцати лет среди диких лесов Камчатки, горькие воспоминания о позорном наказании, которому он подвергся, а также, возможно, тайное чувство ненависти к властям, что столь жестоко покарали его за проступок при вполне простительных обстоятельствах, — все эти разнообразные причины внушили ему безразличие к запоздалой справедливости, и он решил окончить свои дни в Сибири.
Мы попросили его принять от нас табак, порох, пули, сукно и, вообще говоря, все, что, как нам казалось, могло быть полезно ему. Он учился в Париже и все еще немного понимал по-французски: он припомнил достаточно слов, чтобы выразить нам свою признательность. Он любил мсье Козлова, как собственного отца, и сопровождал его в поездке по Камчатке из чувства привязанности. Добрый губернатор проявлял к нему отношение, рассчитанное на то, чтобы произвести в его душе полное забвение всех его несчастий[193]
.Он оказал нам услугу, проводив к могиле мсье де ла Круайера, на похоронах которого он присутствовал на Камчатке в 1741 году. Мы поместили на могиле следующую надпись, выгравированную на меди и сочиненную мсье Дажеле, членом Академии наук, как и мсье де ла Круайер:
Мы также попросили разрешения мсье Козлова выгравировать на пластинке из того же металла надпись на могиле капитана Клерка, которая была начертана кистью на деревянной табличке — материале слишком хрупком, чтобы увековечить память о таком почтенном мореплавателе. Губернатор был столь добр, что не только разрешил нам это, но и пообещал незамедлительно возвести памятник, более достойный этих двух прославленных мужей, которые окончили свои дни посреди утомительных трудов вдалеке от родины.
Мы узнали от него, что мсье де ла Круайер женился в Тобольске и что его потомки пользуются большим уважением там. Мсье Козлову была прекрасно известна история экспедиций Беринга и капитана Чирикова. По этому случаю он сказал нам, что оставил в Охотске мсье Биллингса, которому государство поручило построить два корабля для продолжения русских открытий в северных морях.
Он приказал, чтобы все средства, находящиеся в его распоряжении, были использованы для ускорения новой экспедиции. Однако его рвение, настойчивые старания и крайнее желание исполнить волю императрицы не могли преодолеть препятствий, неизбежно возникающих в стране почти столь же дикой, как и в первый день ее открытия, где суровый климат на восемь месяцев в году приостанавливает все труды. Он полагал, что было бы экономнее и намного быстрее отправить Биллингса из какого-нибудь порта на Балтийском море, где его могли бы обеспечить всем необходимым на несколько лет.
Мы начертили карту Авачинской бухты или, говоря вернее, проверили карту англичан, которая весьма точна. Мсье Бернизе очень изящно перерисовал ее и преподнес в дар губернатору. Мсье Блондела также предложил ему принять в дар копию своего рисунка острога, и отцы Монже и Ресевер подарили ему ящик с кислотами для анализа воды и изучения различных веществ, образующих камчатскую почву.