Вышла в то время хорошая песня «Держись, геолог» и пластинка с исполнением этой песни каким-то оперным певцом с удивительными переливами. Вот эту пластинку я и прокрутил, повторяя за певцом каждую ноту не менее 150–200 раз. Ведь даже собак учат петь.
Вы знаете – получилось не хуже, чем у того певца, ведь голос у меня был, а слух я у него позаимствовал. На предперевальной базе я спел под аплодисменты. Всё бы хорошо, но в группе у нас оказался профессиональный музыкант и певец.
Он тоже сразу оценил качество моего пения. «Слушай, – говорит, – ты в каком хоре в Москве работаешь? А знаешь, это здорово, у тебя как раз к моему второй голос. Слушай, мы на послеперевальной базе такой дуэт закатим!» На мои уверения, что я вообще не пою, он заявил: «Кончай саботаж, я же слышал, как ты поешь. Давай репетировать песню „Березы“». Я отказался. «Ладно, – сказал он, – я же вижу, ты и без репетиции со мной споешь».
О том, что я не пою, никто не поверил. На послеперевальной базе меня взяли и вытолкнули на сцену вместе с ним. Он сел за рояль и запел эти самые «Родные березы». Делать нечего, я тоже запел. В первом же куплете он потерял мелодию. Во втором куплете он пытался то под меня подделаться, то один петь, но не выдержал и после второго куплета встал и ушёл со сцены. За ним и я ушёл. Под бурные аплодисменты и восторг всего зала – слушатели восприняли наше выступление как
Глава 7
Госторгинспекция и редакция «Известий»
1952–1954 годы
Проблема
Нас с Борей Тарнижевским распределили в «Московскую государственную инспекцию по торговле в г. Москве», и мы стали государственными служащими – гвардией министра торговли. Дополнительно к знаниям сельской и студенческой жизни пришлось познакомиться с жизнью чиновничества, что значительно пополнило мой жизненный опыт. Мне пришлось знакомиться с некоторыми чертами психологии человека.
Торговые работники не менялись и, очевидно, не будут меняться тысячелетия. Они воровали и будут воровать или обманывать при ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ.
В задачи Госторгинспекции входило уменьшение этих возможностей в социалистической торговле. Возможности для хищения создавала наша бюрократия бесконечным количеством удивительных постановлений.
Так, выяснилось удивительное соотношение. Все рыбные магазины и отделы выписывали в соотношениях на 10 бочек каспийской тюльки только одну бочку балтийской кильки, а в продаже всегда была килька и часто не было тюльки.
Решить задачу было поручено мне. Ответ оказался простым. 1 кг тюльки стоил 37 копеек, одни кг кильки – 3 р. 70 к. По мере продажи проводили смешение: 1 кг кильки + немного специй добавляли в 10 кг тюльки, и эта смесь шла по 3 р. 70 к. как килька. Прибыль 900 % шла в карман продавцов. Чтобы уличить, надо было доказать, что в покупке только 10 % кильки. Пришлось обратиться за анализом в лабораторию нашего рыбного института. Ответ был категоричным:
«В соленом виде наука кильку от тюльки не отличает».
Выход был один. Пришлось изменить – приблизить цены на кильку и тюльку.
В одном магазине директор изобрел прибор для растягивания селедки. Удивительное приспособление – растягивало, разрывало позвоночник, но сохраняло внешний вид рыбы. Растянули на 2 см, рыба становится сортом выше и на 20 % дороже.
И таких примеров по «мелочам» можно было привести десятки, но были дела и покрупнее.
Так, министр торговли дал задание всей Инспекции проверить удивительное явление: Министерство торговли закупает за границей лимонов на 5 миллионов рублей, а Министерство финансов по этой статье получает только один миллион. Мелкие проверки ничего не дали. Были созданы бригады и организована проверка всех райторгов. Мне попался Перовский торг. Обошёл я все торговые точки и выяснил, что в торг 90 % лимонов приходят только зимой замороженными в пути – испорченными. Их списывают – и нет лимонов. Оставшиеся 10 % и продают.
Удивительным было то, что Торг выписывал и получал лимоны только зимой. Но документы все в порядке – 90 % лимонов списаны.