Ровно в полдень распорядители согнали зрителей с беговой дорожки. У линии старта поставили ограждения в три ряда, а близлежащие салуны превратились в конторы по заключению сделок. У финиша плантаторы распивали шампанское и пунш, пока осведомители выкрикивали:
– Один против двух на Орбиту!
– Четыре к одному на Причуду мистера Салли!
Шесть лошадей выстроились для первого забега в одну милю и четыре – для следующего. Из четвёрки до конца продержались только Индеец и Валентин, придя к финишу в пять часов.
После скачек Уэйд Хэмптон в клубе, выплатив свою ставку, предложил тост:
– За Индейца и Старину Пекана. Из наших рядов ушёл один из лучших коннозаводчиков, но зато у нас теперь есть замечательный президент.
– За генерала Джексона!
– И Индейца! Ура!
Кэткарт Перье, заработав на этих скачках триста долларов, простил Джека.
– Индеец, – с восторгом говорил он, – полностью окупил себя.
Лэнгстон Батлер отправил Геркулеса отведать сахарку.
Зимнее солнце село, в Жокейском клубе зажглись фонари. Полковник Джек, сидя в клубе, покупал раунд за раундом. Хотя он так никому и не сказал, сколько отдал за эту лошадь, в светских кругах широко распространилась версия, что Индеец вернул свою стоимость вдвойне.
Темнота сгущалась, наездники вытирали своих скакунов и пускали их тихим шагом вниз по Митинг-стрит, разъезжаясь по домам. Лошади со спутанными гривами, порванными лентами или вовсе без них шли, с трудом перебирая забинтованными ногами.
– Господин Джек, – потянул полковника за рукав Хэм, – я хорошо протёр Индейца. Оставить его здесь или домой отвести?
– Седлай. От поездки голова прояснится.
– Господин Джек, я отведу Индейца домой и поставлю в конюшню, а сам в соседнем стойле лягу.
– Хэм, ты говоришь мне, что делать с моей собственной лошадью? Продолжай в том же духе, и вскоре все черномазые начнут указывать белым, как поступать.
Все расхохотались над нелепым тщеславием Джека. Тогда он, постаравшись скрыть уязвлённое самолюбие, похлопал наездника по плечу и дал золотую монету в пять долларов.
– Ты отлично откатался сегодня. Всё ещё хочешь сбежать?
Хэм, который оказался лучшим в самой крупной скачке своей жизни, опустил глаза и принялся ковырять ногой землю, отчего все ещё больше развеселились.
– Иди домой. Если тебя остановит патруль, скажи, что ты тот самый парень, который привел Индейца к победе.
Джек, купив последний раунд, повёл изнурённого коня домой.
Руфь сидела в гостиной за шитьём, когда послышался скрежет ключа в замке. Джек, спотыкаясь, вошёл в дом, бросил шляпу на лавку и широко улыбнулся.
– Я слышала, что вы победили со своей лошадью, – сказала Руфь.
– Ты меня поздравляешь?
– Эндрю сказал, что молился за вас перед сном. Теперь и я, наверно, могу прилечь.
– Лэнгстон Батлер был в ярости.
– Давайте любить наших врагов. Хотя некоторых из них любить труднее, чем других.
– Я напомнил Лэнгстону, что купил Индейца на его заём.
Джек поднял фляжку к губам, но оттуда не вытекло ни капли. Прищурив один глаз, он заглянул внутрь, опрокинул её ещё раз и швырнул к шляпе. Пошатываясь, подошёл к серванту и, налив себе бокал, выпил, после чего наполнил второй для Руфи.
– Господин Джек, вы же знаете, что я не пью, – проговорила она, смешавшись.
– Только один разок. Чтобы отметить нашу победу над Батлером.
Руфь решительно отмахнулась:
– Я для этого ничего не сделала. Просто ваша лошадь обогнала его лошадь. А у меня лошадей нет. Не нужно мне никаких лошадей.
Он поставил бокалы и присел рядом с ней. Чересчур близко.
– Руфь, я чувствую себя таким одиноким после смерти Фрэнсис.
– Ещё бы.
Он обнял её за плечи.
– Ты тоже потеряла супруга.
Она сбросила его руку и вскочила:
– Господин Джек, я больше не миссис Глен. И даже не Руфь. Я просто няня! Я была нянюшкой для мисс Пенни, а теперь – для маленького господина Эндрю. Вот кто я!
Он, покачиваясь, поднялся:
– Руфь, ты… ты пристойная, скромная молодая женщина. А весь город считает тебя моей любовницей.
Она прислонилась к серванту:
– А вот и нет!
– Может, тебе следует напомнить, кто… кто твой хозяин?
Он сжал ей грудь.
– М-м-м, персик, – произнёс он. – Сочный чёрный персик. Я поимею тебя, – добавил он, срывая с неё блузку и обнажая грудь. – Ну что за прелестная девочка!
– Господин Джек… ГОСПОДИН ДЖЕК!
Он сжал руками её голову и попытался поцеловать.
– Я так одинок…
Руфь, схватив тяжёлый хрустальный графин, со всей силы ударила полковника по голове, и он, пошатнувшись, рухнул на диванчик, который перевернулся от его падения. Джек сполз на пол, диванчик придавил ему ногу. Руфь стёрла каплю крови с графина и растерянно сунула палец в рот.
Затем раздался испуганный крик. Эндрю, проснувшись, в ужасе заплакал. Плач перешёл в громкий рёв.
– Яблоко от яблони, – проговорила нянюшка, – недалеко падает.
Этой ночью ей опять приснился сон про корзину для маниоки.
В субботу утром пожаловали трое дружков Джека, но нянюшка сообщила им, не открывая парадной двери, что «господин Джек никого не хочет видеть. Он сейчас не в форме».
Они что-то заподозрили, начали шутить и хихикать, но всё-таки ушли.
Старых друзей, пришедших поздравить Джека, так же резко отшили.