Надя была сводной сестрой Катерины. Отец Егоровой умер, когда ей не исполнилось и двух лет. Мать вскоре снова вышла замуж, и уже через год родилась Надя. Но жизнь в семье не заладилась, Катин отчим оказался пропойцей. Он таскал из дома вещи, до копейки пропивал свою зарплату, поколачивал жену, гонял девчонок, по-отечески не разбираясь, какая из них родная, а какая – приёмная. Наконец он сделал едва ли не единственное в его никчёмной жизни доброе дело: освободил семейство от своего присутствия. В один прекрасный день Катин отчим упился так, что свалился в канал и утонул.
Жизнь в семье потихоньку наладилась. Мать работала на двух работах, чтобы прокормить и одеть девчонок. Катерина окончила школу, поступила в институт и вышла замуж. В последний раз Надю я видела на нашем с Катей выпускном. В те времена она была робкой худенькой девчонкой с двумя трогательными косичками. И вот через восемнадцать лет милая девчушка превратится в жалкое существо с прокуренным голосом и испитым лицом. Видать, правы наши предки, сочинившие поговорку про яблоко, которое падает совсем недалеко от яблони.
– Ты меня не узнаешь? Я Ксения, одноклассница твоей сестры.
– Почему ж не узнаю, очень даже узнаю, – просипела Надежда, но по её тону я догадалась, что врёт.
– Может, в комнату пригласишь?
Надька скользнула моему лицу глазами и буркнула:
– Проходи.
Я вошла в тёмную, ободранную прихожую. Хозяйка халупы не сводила с меня глаз, переминаясь с ноги на ногу.
– Что, прямо здесь говорить будем?
– Ладно, пошли на кухню, – она махнула рукой и зашаркала по коридору, дёргая ногами, с которых постоянно спадали тапки.
Я поплелась следом. Небольшое помещение, прежде ухоженное и чистенькое, теперь больше напоминало заброшенный сарай, чем кухню. Белый кафель, кажется, не мыли уже лет пятнадцать. В мойке громоздились покрытые жиром тарелки и грязные чашки. На столе, прикрытом липкой ободранной скатертью, стояло блюдце с засохшим куском чёрного хлеба, пустая бутыль из-под водки и три гранёных стаканчика.
– Где мать-то? – спросила я.
– Умерла. Десять лет назад. Или нет, двенадцать? – задумчиво проговорила Надя и почесала в затылке. Её вытравленные белые волосы настоятельно требовали стрижки. Да и мытья, кстати, тоже.
– Я ведь ненадолго к тебе. Только узнать про Катерину.
– Не, Катьки тут нет. И не бывает.
– А где живёт, может, адрес скажешь?
– Адреса не знаю.
– Как это не знаешь? Разве вы не встречаетесь? – удивилась я.
– С Катькой-то? – Надежда мрачно усмехнулась и уселась на табуретку. – Ноги вот болят.
С опаской я посмотрела на вторую табуретку, очень грязную на вид, и сесть не рискнула.
– Значит, Катьку ищешь? Хотела бы я и сама знать, где моя сёстренка обитает.
– Она, кажется, замуж вышла? Наверное, у мужа и живет, – предположила я.
– Так они не одну квартиру сменили с муженьком-то. Живут припеваючи, на машинах дорогих ездиют. На фиг им бедные родственники сдались?
– А как мужа-то фамилия?
– Катькиного что ль? Хрен его знает.
Я поразилась. Или у неё провалы в памяти на почве пьянства, или она морочит мне голову. Надежда надолго задумалась или забыла о моём присутствии.
– Фамилия-то у неё самая простая, то ли Попова, то ли Потапова, – вдруг снова заговорила Надежда, – То ли Прохорова, то ли Матвеева. Нет, всё же на букву «П».
– Может, Петрова? – съехидничала я.
– Может, и Петрова, – безропотно согласилась Надя.
Несомненно, у неё что-то с головой. Катина сестра, видимо, и сама так думала.
– С памятью у меня нелады. Вот паспорт неделю назад потеряла, теперь найти не могу. То ли засунула куда-то, то ли у кого-то оставила. А может, и стырил кто? Как теперь без паспорта жить?
– Пойди в полицию. Новый выдадут.
– Так ведь денег потребуют, на штраф. А где они у меня? Вот, квартиру хочу продать, зачем мне такая большая квартира. Куплю поменьше. А паспорта нет. Как без него продашь-то? И покупатели уже есть, а документа нет.
В ужасе я смотрела не неё. Вот таких беспомощных, и одиноких обманом выселяют из квартир.
– Что за покупатели?
– Обычные покупатели. Мужик и баба. Муж и жена значит.
– Кто они, откуда? Фамилию-то их знаешь?
– А на хрена она мне? Что ты заладила: фамилия да фамилия. У них деньги есть, сами мне показывали.
Вздохнув, я сделала последнюю попытку:
– А зовут-то его как?
– Кого? Мужика, что квартиру мою купить хочет? Серёгой зовут. А жену Светой.
– Катиного мужа как зовут?
– Далась тебе эта Катька! Говорю же, у неё снега зимой не выпросишь. А мужа Тошей зовут.
– Тошей? – оторопела я. – Это что ещё за имя?
– Почем я знаю. Катька его так зовет. «Тошенька, дай мне вон тот апельсинчик!», – передразнила она сестру.
Час от часу не легче! Фамилию она забыла, а имя – Тоша.
– Может, Антон?
– Вроде, и Антон, – охотно согласилась Надя. – Но, может и другой кто?
– Ты бы повременила квартиру продавать. Или в фирму какую-нибудь обратилась. Могу адрес дать. Знаешь, твои Серёга со Светой, кажется, жулики. Обманут они тебя. Может, и паспорт твой они же сперли. Продадут твою квартиру, а тебя выгонят на улицу.
На лице Нади появилось озабоченное выражение. Она спросила: