Путешествие в будущее и обратно

Первую неделю мы, как и в Вене, жили в пансионате, а потом, закончив оформление в «Хаясе», переехали в квартиру, где еще жили Штейны. Квартира их находилась в маленьком рабочем предместье Рима — Витинии. Великолепная была двухкомнатная квартира, с большими светлыми комнатами, балконом, большой кухней и ванной. От «Хаяса» мы получили деньги на оплату квартиры плюс деньги на питание. Потом мы поняли, что по западным меркам это было немного, но нам вполне хватало. Питались мы лучше, чем в Москве. Кроме того, для эмигрантов были организованы бесплатные курсы английского языка.

В Нью-Йорке, где я начал работать на «Свободе», я стал вести серию передач «Первые впечатления», и, естественно, одними из первых были передачи об Италии. Приведу здесь в сокращении текст передачи, которую я назвал: «Италия и итальянки».

«На мой взгляд, кроме общего благорасположения итальянцев, есть и еще одна серьезная причина, почему так приятно жить в Италии — это обилие красивых женщин, умеющих к тому же красиво одеваться и красиво себя держать. Я бы даже сказал, что в Италии слишком много красивых женщин, если бы тут имело смысл понятие «слишком». Может быть, строго говоря, по-настоящему красивых женщин в Италии не так уж много, как кажется, но я не признаю в этом деле «строгого суда». По мне самая волнующая красота — именно «кажущаяся»...

Интересно, что если мужчины в Италии держатся очень просто и мягко, то женщины заметно более строги. Но в этой их строгости нет и следа чванства или этакого презрительного, кислого взгляда на мир и на людей, характерного порой для красивых женщин там, где их мало. Когда с каким-нибудь вопросом обращаешься к итальянке, хоть самой раскрасивой, она не смотрит на тебя надменно, а улыбается так же душевно и доверчиво, как и итальянские мужчины.

И как итальянки танцуют! Дух захватывает, сколько остроты, выразительности, свободы! Чтобы так танцевать, надо так жить. Танцевать, что называется, с пеленок. И в известном смысле, видимо, так оно и есть. На первом этаже дома, в котором мы жили, размещалась начальная школа. Двери ее были постоянно распахнуты. Однажды, помню, я заглянул внутрь во время перемены, привлеченный веселой музыкой и топотом. Оказалось — вся школа плясала! Начиная от малышей-первоклассников. Просто так, от избытка сил и хорошего настроения. И вместе с учениками танцевали их учительницы. Две молодые, очаровательные и гордые итальянки. Я работал в свое время учителем и хорошо понимаю, что все это значит.

Между прочим, эти две молодые учительницы приезжали в школу на своих маленьких, вертких «фиатах». И если одна из них была в брюках, то другая обязательно в мини. Я недоумевал: сговариваются они, что ли? Часто они уезжали из школы на больших машинах, за рулем которых сидели мужчины.

Италия давно уже стала автомобильной страной, и итальянцы любят проводить свидания в своих машинах. Если бы не это обстоятельство, то влюбленных парочек на улицах Италии было бы, наверное, больше, чем одиноких прохожих.

Запомнилась мне в этой связи живописная символическая картина. Сразу за нашей Витинией, раскинувшейся на гряде высоких холмов, пролегала долина небольшой речушки. Внизу, у подножия этих холмов, сохранилась старая, времен Второй мировой войны, созданная фашистами фортификационная линия. Всюду угадывались следы окопов, склоны холмов были утыканы вросшими в землю массивными дотами, каких я не видел и под Москвой, — каждый с метровыми железобетонными стенами и парой черных амбразур. Издали эти доты напоминали проломленные черепа. Во многих из них зияли трещины и дыры, образовавшиеся, видимо, в результате попадания снарядов огромной силы. И мерещилось, что внутри их обязательно должны тлеть кости и черепа убитых солдат.

С противоположной стороны долины к реке спускались открытые пологие холмы, и тоже легко было себе представить, как страшно было наступать американцам с этих холмов под огнем многочисленных дотов. Но теперь в них живут летучие мыши, которые в сумерках носятся над улочками и дворами Витинии. А на доты в любой день и в любое время года, задолго до сумерек, наступают легковые машины итальянцев из Рима и окрестностей! По гребню холмов проходило шоссе, и машины съезжали с него прямо на траву. Медленно, переваливаясь, как танки, и маскируясь в складках местности, ползли они вниз по склонам — на Витинию. И вдруг замирали кто где, словно подбитые невидимыми снарядами. К вечеру, особенно по воскресным дням, все склоны были уже усеяны такими «подбитыми» машинами. А доты, забытые, никому не нужные, казалось, с немым отчаянием смотрели на них пустыми, черными глазницами своих бойниц.

Стекла машин, правда, тоже были черны, но то была уже совсем другая чернота — живая, сродни той, что жила в прекрасных глазах прекрасных итальянок».