Путешествие в будущее и обратно

«Из огня да в полымя, — жалуется Максимов во вступлении, — стоило уносить ноги от диктатуры государственной, чтобы сделаться мальчиком для битья при диктатуре социального снобизма! В известном смысле все то же самое: цензура, деление на своих и чужих, издательский бойкот, конформизм наизнанку, только под респектабельным демократическим соусом. И способ полемики тоже давно знакомый по душеспасительным разговорам в кабинетах Старой площади: ты ему про конкретные факты, а он тебе про угнетенных Африки и классовую борьбу» (с. 21).

Это, значит, опять камень в огород Генриха Белля! Ему посвящена и отдельная «новелла» в «Саге». Для молодых читателей напомню, что Г. Белль, нобелевский лауреат по литературе, христианский писатель, антифашист и правозащитник, очень много делал для защиты преследуемых в СССР диссидентов. Когда Солженицын был выдворен на Запад и доставлен под конвоем на советском самолете во Франкфурт-на-Майне, то встретил его на аэродроме Генрих Белль, и первое время Солженицын жил у него в доме, а потом, разумеется, совершенно порвал с ним.

И вот текст о Белле в «Саге»: «С этим мы только что познакомились. Тих, вкрадчив, с постоянной полуулыбкой на бесформенном или, как у нас в России говорят, бабьем лице. Глаза грустные, немигающие, выражаясь опять-таки по-русски, телячьи. Знаменит, увенчан. Усеян.

И так далее, и так далее. Широко известен также разборчивой отзывчивостью и слабостью к социальному терроризму.

Битый час слезно молю его вступиться на предстоящем заседании ПЕНа в Белграде за погибавшего в то время во Владимирской тюрьме Володю Буковского.

— Да, да, — мямлит он расслабленными губами,— конечно, но вы не должны замыкаться только в своих проблемах. В мире много страданий и горя, кроме ваших. Нельзя объяснить индусской многодетной женщине ее нищету феноменом ГУЛага. Или посмотрите, например, что творится в Чили. Я уже не говорю о Южной Африке...

«Господи,— пристыженно кляну я себя,— что ты пристал к человеку со своими болячками! У него сердце обливается кровью за малых сих. Ведь каково ему сейчас в роскошной квартире (выделено мною, как пример низости Максимова. Никакой роскоши в доме Белля не бы-ло.В.Б.) со скорбящей душой, когда кровожадные плантаторы лишают несчастных папуасов их доли кокосовых орехов! Поимей совесть, Максимов!»

— И вообще, самый опасный вид насилия — это все-таки эксплуатация. Прежде всего надо справедливо распределить материальные ценности. Вы же христианин, — он даже откидывается на спинку кресла, считая этот свой довод неотразимым, — Христос тоже прежде всего делил хлеб.

В отвердевшем, с горячей поволокой взгляде его — торжество уверенного в себе триумфатора. И невдомек этой закаменевшей во лбу особи, что Сын Божий делил Хлеб свой и добровольно, а он жаждет делить чужой, к тому же с помощью автомата и наручников» (с. 24—25).

Все это, разумеется, смесь лжи, клеветы и издевательства.

«Новелла» о Вилли Брандте. Напомню читателям, Брандт смолоду был антифашистом и после прихода к власти Гитлера бежал в Швецию и жил там до конца войны. Став после войны бургомистром Западного Берлина, он во время советской блокады Берлина организовал вместе с американцами, с Дж. Кеннеди, снабжение западных секторов города, в результате чего блокада потерпела крах. В качестве канцлера ФРГ во время визита в Польшу совершил исторический акт покаяния: стал на колени перед памятником жертвам восстания в еврейском гетто и от имени немецкого народа попросил прощения у евреев мира за нацистские зверства и Холокост. Всем своим поведением Брандт снискал свирепую ненависть советских властей. За политику разрядки напряженности ему была присвоена Нобелевская премия мира. Как и Белль, он боролся против колониализма. На мой и многих людей взгляд, включая А. Сахарова, Брандт был одной из самых светлых фигур среди государственных руководителей в истории Германии и мира.

И вот что написал о нем Максимов:

«Теперь следующий. По миротворческой, так сказать, линии. Перековавшийся на голубя мира ястреб холодной войны. (Выделено мною. Проговаривается здесь Максимов! Ведь он же обвиняет Брандта как раз в том, что он «голубь»! «Ястребом» его называла советская пропаганда. В.Б.) Перековывался без отрыва от основного производства по окончательному преобразованию европейской социал-демократии в услужливую разновидность еврокоммунизма. Попивает. Слаб к женскому полу. С годами становится все слезливее. От умиления обплакал пиджачные лацканы у всех нынешних заплечных дел мастеров от Брежнева и Кастро до Герека и Амина Дады включительно. Завидует: ведь как здорово устроились, никакой тебе оппозиции, сплошная лояльность!

В ответ на просьбу принять и выслушать Буковского небрежно цедит: