Путешествие в другие миры

Мы летели дальше сквозь космос, пока не достигли притяжения красной планеты, и могли видеть ее широкие просторы – багровые равнины, испещренные зелеными океанами и озерами, затянутые облаками, на обоих полюсах которых лежали вечные снега. В Южном полушарии Марса тогда была осень, и белые сверкающие снега простирались над югом. Но континент Гюйгенс и даже земля Лапласа, багровые от дремучих лесов, светились под нами кровавыми пятнами.

Мы мчались дальше, все быстрее и быстрее, под действием силы притяжения мира, к которому мы приближались. Каким огромным он казался, и все же, как мы все знаем, он гораздо меньше, чем ваш или наш мир. Вскоре все пространство под нами стало красным или зеленым, мы летели над экваториальной областью Марса. Потом на горизонте показались берега континентов Коперника и Галилея с двумя большими островами, которые земные астрономы называют островом Тихо и Землей Шретера. Все остальное – это зеленый океан, впитывающий солнечные лучи в свою темно-изумрудную воду. Дальше мы летели к хрустальным вершинам покрытого снегами большого Ледяного острова. Это были огромные горы, не похожие на альпийскую группу Монблан и Монте-Роза. Огромный регион снежных вершин сверкал на солнце, но в отличие от Швейцарии, он не располагался на зеленых, бугристых землях, а лежал в штормовых волнах океана Деларю – как пик Тенерифе в Атлантике.

Мы опускались все ниже и ниже, пока, наконец, не пришлось использовать антигравитационную силу, чтобы остановить порыв, и даже когда мы достигли снежной вершины одной из ледяных гор, мы ударились о нее с силой, которая почти расколола скалу. Однако наше судно было крепко сконструировано, и поэтому оно отделалось лишь сильным сотрясением.

Я снова ощутил радость от того, что ступаю по твердой земле другого мира. Это был уже четвертый, на который я встал. Мой родной мир даже на протяжении веков был моей радостью – счастливой обителью. Земля, по которой я ступал и прошел, даже там, где никогда не ступала нога человека – в арктических снегах, вплоть до самого полюса. Я дважды обошел вокруг вашей Земли, видел ее города, горы, океаны, ее грех, ее страдания, ее глупости, ее размышления. Ваш спутник я посетил и бродил, как я уже говорил вам, по изрезанным склонам Тихо, взбирался на хребет лунных кратеров и пересекал кратер Коперника.

А теперь я стоял в другом мире – мире, который казался мне прекраснейшим, хотя и более удаленным, чем наш или ваш, от великого источника жизни и красоты, то есть центра нашей системы – дарящего свет Солнца.

Мы оказались на вершине небольшой ледяной горы, частично засыпанной снегом. Здесь мы поставили наш эфиромобиль и зарыли его в снегу, чтобы его не потревожил ни один марсианин, который может на него наткнуться. Затем мы взлетели на самую высокую вершину пика, с которой обозревали страну.

На переднем плане необычной картины перед нами возвышалась огромная череда гор, не похожих ни на айсберги, ни на лунные горы Южного полюса. Все они были белыми от снега или сверкали то тут, то там ледниками. Эта сцена напомнила мне некоторые части Луны и возвышенное плато Дофрефельда. Но за ним и под ним не было ни лунного запустения, ни коричневых равнин болот, ни зеленых полей и лесов, как в ваших европейских снежных горных массивах. Когда снега сошли в низинах, появились огромные леса – багровые, как кровь, или оранжевые, светящиеся в солнечном свете насыщенным глубоким красным цветом. Они росли на уступах скал под снегами, на горных террасах и, наконец, тянулись вниз по склонам к зеленым водам океана Деларю.

Мы решили спуститься к этим лесам. Мы легко долетели до одной из террас с нависающими скалами вокруг нее. Здесь мы приземлились среди этой пунцовой растительности. Эффект, когда солнце светило сквозь кроваво-красные листья, был просто великолепным. Сам свет был окрашен в румяный оттенок. Все было великолепно и величественно. В красном цвете есть определенное величие и сила, которые, когда видишь его на больших полях, впечатляют разум. Но тот, кто не видел огромных масс красного во всех направлениях – сверху (в листве), снизу – в румяном, как бы окрашенном кровью дерне, вокруг – в растительности причудливых форм, но багрового оттенка, не сможет осознать невыразимое великолепие этого зрелища – поле пионов или других красных цветов очень слабо представит его, потому что эти красные цветы земли имеют зеленые листья, а наши – бледные и нежные оттенки, но здесь все это было бы, как бы обескровлено. Для человеческих глаз это зрелище вскоре стало бы утомительным или даже безумным, для нас же оно было просто великолепным.