Полчаса спустя я увидел, как из Даманхура выехал, направляясь в нашу сторону, роскошно одетый всадник на прекрасном белом коне в сопровождении многочисленной свиты; я готов был побиться об заклад, что это и есть хозяин дома, и велел нашему небольшому каравану принять как можно более жалкий вид и расположиться на обочине дороги, где должен был проехать всадник. Когда он был в десяти шагах от нас, мы приветствовали его, он ответил на наше приветствие и, распознав в нас по костюмам франков, поинтересовался, какая причина удерживает нас в столь поздний час за городскими стенами. Тогда мы поведали ему о своих злоключениях, и этот рассказ мог бы растрогать кого угодно. И в самом деле, он возымел замечательный эффект, хотя в переводе явно проигрывал; как бы то ни было, хозяин предложил нам следовать за ним и переночевать в окруженном зелеными мимозами белом доме, вот уже час являвшемся предметом наших вожделений.
Сначала нас провели в просторную комнату с широкими диванами вдоль стен, устланными циновками. Мы, правда, положили сверху свои ковры, по от этого матрасы не стали мягче. Едва мы закончили приготовления к ночлегу, как вошли трое слуг, каждый из них нес фарфоровое блюдо, закрытое высокой серебряной крышкой искусной работы: на одном было что-то вроде рагу из барашка, на другом - рис, на третьем - овощи; слуги поставили эти угощения прямо на пол.
Мы с Мейером сели на корточки друг против друга. Невольник принес нам сосуд для омовения рук, и мы принялись знакомиться с восточной кухней при помощи пальцев, что, несмотря на голод, лишило нашу трапезу некоторого очарования. Что же касается напитков, то их заменила самая обычная вода, поданная в графине с серебряной пробкой. После ужина тот же невольник снова принес все необходимое, чтобы ополоснуть руки и рот; затем подали кофе и чубуки и предоставили нам право выбора спать или бодрствовать.
Какое-то время мы поглядывали друг па друга СКВОЗЬ табачный дым; затем, отдав должное гостеприимству хозяина дома, закрыли глаза, моля пророка ниспослать милость этому дому.
Я проснулся, едва рассвело, соскочил с дивана и выбежал из дома. Я обошел весь город в поисках самого живописного места, а затем, набросав общий вид и сделав две или три зарисовки мечетей, бегом вернулся к нашему каравану, чтобы распорядиться насчет отъезда. Прежде чем отправиться в путь, я хотел поблагодарить хозяина, но достойнейший мусульманин находился в это время в гареме, и, таким образом, увидеть его не представлялось никакой возможности; тогда я решил узнать его имя, чтобы сообщить нашим благодарным потомкам: его звали Рустум-эфенди. Я дал бакшиш слугам, мы уселись на ослов и, отъехав шагов пятьсот от Даманхура, вновь оказались в пустыне.
Шесть-семь часов мы двигались среди песков; наконец достигли небольшого горного хребта и с его вершины неожиданно увидели Нил.
Безжизненные равнины сменились живописными пейзажами: вместо одиноких пальм, затерявшихся на раскаленном горизонте, появились рощи фруктовых деревьев и поля маиса.
Египет - это долина, по ее дну течет река, а по берегам разбит огромный сад, который с обеих сторон подтачивает пустыня; среди зарослей мимозы и далий, над полями проса и риса кружились птицы с оперением цвета рубинов и изумрудов, оглашая воздух звонкими криками. Бесчисленные стада буйволов и овец под присмотром обнаженных пастухов, как и мы, передвигались по берегу Нила. В пятидесяти шагах от нас из гущи деревьев вышли два огромных волка, вероятно привлеченные запахом добычи, и остановились посередине дороги, словно собираясь преградить нам путь, но сразу же обратились в бегство, когда погонщики стали бросать в них камнями. Ночь стремительно опускалась, и дорога, то и дело пересекаемая оросительными каналами, становилась все труднее; иной раз мы ошибались, и ослы резко останавливались, провалившись по колено в воду. Мы побаивались идти пешком по этой трясине, но пришлось спешиться; вскоре, преодолев настоящие водяные потоки, мы промокли с ног до головы; эти омовения, пусть даже более освежающие, чем Александрийские бани, были куда менее приятными. Вышла луна, слабо освещая нам путь, ее свет придал иные краски этому дивному пейзажу. Несмотря на трудную дорогу, мы не могли остаться равнодушными к окружающей нас красоте: на холмах, отделяющих долину от пустыни, на фоне ночного неба грациозно раскачивались силуэты пальм, то и дело встречались мечети, стоявшие у самой воды, их окружали зеленые раскидистые смоковницы, низко склонив свои душистые ветви. Увы, каждые несколько минут нам приходилось отрывать взгляд от этих изумительных пейзажей и спускаться в какой-нибудь канал или преодолевать очередную трясину. Когда на горизонте появилась Розетта, мы уже основательно промокли, поскольку, подобно Панургу12, "залили через ворот порядочно влаги в штаны".