Путешествие в Египет

Когда караван пускается в путь, уже ничто не может его остановить; его гонят два демона - жажда и голод; он идет вперед, подобно волнам перед бурей, пока не становится совсем темно. Больные падают, и никто не останавливается поднять их; матери, у которых нет сил нести детей, ложатся с ними на песок и остаются там навсегда, гиены и шакалы следуют за караваном, как некогда волки - за армией Аттилы; каждый вечер на месте, отмеченном скоплением костей, устраивается привал, и каждое утро караван отправляется в путь, оставив здесь несколько трупов. Наконец через неделю пути или, скорее, бега весь этот обессиленный, задыхающийся отряд, уменьшившийся на треть, а то и на половину, достигает Корти или Донголы, стоящих на Ниле, и по его берегу доходит до самого Каира. Иногда случается, что, словно великан, вырастает самум и обрушивается на караван, трепеща огненными крыльями, и тогда хозяева и невольники исчезают в нубийских песках, как некогда армия Камбиза канула в безмолвном царстве Аммона. И тщетно ждет солдат и пленников паша; время проходит, он хочет узнать об их судьбе, по слухи о них смолкли, следы затерялись, и они исчезли, будто провалились сквозь землю.

Не знаю, взволнует ли этот рассказ горожанина, сидящего дома перед камином, но в пустыне, я уверен, после целого дня жары, голода и жажды, где на горизонте вздымаются песчаные волны, которые готов обрушить на вас хамсин, а неподалеку раздается дикий концерт гиен и шакалов, подобный рассказ обретает особую силу. На меня он произвел такое впечатление, что я всю ночь почти не сомкнул глаз; к счастью, на следующий день мы должны были достичь Синая, и лишь эта надежда утешала нас.

Проснувшись, мы приветствовали великолепное солнце, сулившее прекрасный, но жаркий день, и продолжили свой путь по той же песчаной долине; затем вновь оказались в скалистом вади, окруженном горами вулканического происхождения и гранитными отвесными стенами, в которых отражались солнечные лучи. Мы уже со страхом предвкушали полуденный привал среди подобного пекла, когда внезапно, обогнув одну из скал, остановились, замерев от удивления и восторга. Перед нами на фоне голубого неба выросли необычайно величественные в своей суровой наготе горы.

От этого пейзажа, напоминавшего грандиозные декорации для какого-то действа, и впрямь веяло чем-то библейским. Эти гранитные громады были достойны служить господу троном, а господь, мне кажется, не мог бы найти нигде в мире столь великолепного и сурового края, чтобы провозгласить Моисею законы, по которым должен жить его народ. И именно здесь, лицом к лицу с этой безмолвной и безрадостной природой, где между голыми скалами не пробивается ни травинки, израильтянам суждено было понять, что они могут ждать помощи лишь от бога и надеяться только на него.

И вот наши арабы, преклонявшиеся, как и все дикие народы, перед величественными зрелищами, избрали себе отчизну именно здесь, среди первозданной природы.

При каждом восходе п заходе солнца они славили горизонты, открывавшиеся нашим взорам. Потрясенные, как и мы, этой неожиданно возникшей панорамой и взволнованные возвращением в родные места, они прекратили разговоры; после минутной остановки караван продолжил свой путь, а верблюды, по своей воле ускорив шаг, показали нам, что им, как и их хозяевам, не чужд патриотизм. После пяти часов пути по этой дивной пустыне мы увидели на противоположном склоне вади лагерь племени валед-саид.

Множество шатров было расставлено кругом. Самые высокие принадлежали шейхам; проход между двумя шатрами представлял собой ворота. Эти шатры не походили на наши палатки. На тростниковые жерди, соединенные поперечными деревянными опорами, набрасывались длинные полотнища в белые и коричневые полосы, сотканные из верблюжьей шерсти. Полотнища, образовывавшие квадратный купол, ниспадали до самой земли, где были прижаты большими камнями. Шатры шейхов, которые, как я уже говорил, размерами превосходили остальные, были построены по такому же принципу, с той только разницей, что с положенной поперек жерди свисал кусок материи, деливший внутреннее помещение на две части. Как только нас заметили, из всех шатров стали выбегать взволнованные люди; узнав в пришельцах братьев, весь лагерь бросился к нам, испуская восторженные крики и кудахтанье, слышанные нами в Каире во время свадебного шествия. Впереди мчались женщины и дети, и мы уже было обрадовались, что сможем разглядеть их вблизи, но женщины внезапно разбежались, увидев чужеземцев. Наша охрана даже не пыталась их удержать, и мгновение спустя они влетели в лагерь и скрылись, каждая в своем шатре, как испуганные пчелы в улье. Остались только воины, старики и дети. Через несколько минут мы подъехали к ним, а наши дромадеры сами опустились на колени, не дожидаясь приказа Талеба.