Путешествие в Элевсин

Пройдя по палубе, мы остановились у золоченой двери, за которой тихо пела флейта. Я ощутил запах еды – и чуть не захлебнулся слюной.

– Добро пожаловать в мою столовую…

Дверь раскрылась, и я увидел просторную залу, ничем не отличающуюся от столовой в римском дворце – кроме, может быть, низкого потолка. Те же золото и мрамор, драгоценные росписи, редкие растения в кадках. Два флейтиста в углу играли по очереди, чтобы музыка не прерывалась, когда устанут губы. Видимо, у них были инструкции притворяться мебелью – они даже не подняли глаз.

В центре комнаты стоял ломящийся от еды круглый стол. Вокруг сверкала парча пиршественных кушеток.

Вид изысканной пищи наполнял воодушевлением и одновременно смущал. Блюда выглядели необычно. Впрочем, после цирковой победы меня уже угощали едой непонятного происхождения и состава.

– Ложись к столу, Маркус, – проворковал Порфирий, – я лично прослежу, чтобы ты отведал вкуснейшее из приготовленного сегодня поварами…

– Я не понимаю, из чего эта еда сделана, – борясь с потоками слюны, сообщил я.

– Сперва попробуй. А я буду тебе объяснять… Что привлекает твой взгляд?

– Вот это, пожалуй, – сказал я нерешительно. – Очень красивое печенье… Или не печенье? Котлетки?

– Пробуй.

– Кажется, куриные биточки? – спросил я, прожевав.

Порфирий презрительно засмеялся.

– Куриные биточки? За кого ты меня принимаешь? Я что, народный трибун? Это крокеты из лобстера! Из голубого лобстера вынимают мясо, толкут его в ступе с перцем и особым бульоном, а затем запекают в изысканной форме…

Я догадался, что Порфирий разбирается в кулинарных изысках, гордится своими поварами – и мое пробуждающееся придворное чутье подсказало, что расспросы будут ему приятны.

– А что за особый бульон, господин?

Порфирий сделал важное и серьезное лицо.

– Видишь ли, если просто истолочь мясо лобстера с перцем, оно рассыплется на сковородке. Поэтому делают так – отборных морских моллюсков бросают в кипяток живыми.

Их острая предсмертная мука придает бульону клейкость, и он надежно скрепляет мясо и перец.

Я отодвинул блюдо с крокетами.

– Здесь столько всего, господин… А это что такое? По корочке кажется, будто кролик, но животных в форме куба не бывает… Какое-то мясо?

Порфирий засмеялся.

– Попробуй.

Я отправил в рот кусочек мяса… или не мяса? Вкус был восхитителен. Он напоминал что-то, но, что именно, я не мог понять.

– Божественно, господин. Но это не мясо? Грибы? Трюфели?

– А вот это как раз та самая курица, о которой ты вспоминал. Цыпленок по-парфянски. Довольно незамысловатое блюдо, только асафетиду для маринада приходится везти из Парфии. Когда у нас начались проблемы с Парфией, достать асафетиду стало почти невозможно, и ее пытались заменить экстрактом сильфия из Северной Африки. Ну или обходились одним гарумом. Но это, конечно, был уже не цыпленок по-парфянски, а цыпленок по-североафрикански. Говорили, Каракалла так любил этого цыпленка, что из-за него напал на парфян. И в договоре, который Макрин заключил с ними после его смерти, был специальный пункт – по нему парфяне обязались поставлять асафетиду в Рим… Этот цыпленок выглядит просто, но пропитан кровью легионов.

– Изысканнейший вкус, – сказал я, отодвигая тарелку, – но я привык к грубой пище. К тому, что едят воины.

– Ты думаешь, у принцепса за столом нет ничего подобного? – хохотнул Порфирий. – Напротив. Я готовлю себя к возможным лишениям ежедневно и воспитываю свой дух даже в роскоши. Вот, отведай-ка этого супца…

Порфирий подвинул ко мне золотую кастрюльку, похожую на перевернутый греческий шлем, и снял с нее крышку в виде щита с литерой «?».

Пахнуло свининой и уксусом, и я увидел совершенно неаппетитную жидкость черного цвета.

– Что это?

– Мелас зомос. Спартанская черная похлебка. Мой повар делает ее по тому же рецепту, что и воины царя Леонида. Сначала обжарить в оливковом масле лук со свининой – в Спарте это делали в большом котле, на всех сразу – а потом залить свиной кровью и долго кипятить… Конечно, надо добавить уксуса, чтобы кровь не свернулась. Некоторые утверждают, что для поднятия боевой ярости спартанцы доливали в этот суп кровь персов… Не знаю, кстати, добавляет ее мой повар или нет. Отведай-ка…

Подавляя отвращение, я отправил в рот ложку черной жидкости. Если бы я не знал, что это, было бы вполне съедобно. Но после слов Порфирия мне казалось, что я ощущаю вкус свиной крови.

– Спартанские воины, – произнес Порфирий глубокомысленно, – не боялись пасть в бою именно потому, что их еда была омерзительна. Да и вся их жизнь, в общем, тоже. В этом есть глубокий государственный смысл. Но как вернуть нашему развращенному времени утраченную простоту нравов, я не знаю. Прежние цезари в таких случаях на кого-то нападали, а война делала все остальное. Но сегодня Рим уже не настолько силен, чтобы решаться на подобные упражнения.

Порфирий отодвинул золотую кастрюльку.