– Спарта – это древность, Маркус. А жить надо в настоящем. На столе императора всегда найдется еда наших героических легионеров, борющихся с варварством на границах империи. Поска, галеты и ларидум. Это грубая пища, но ни одному императору она не повредила… Наоборот, Маркус, те, кто ест ее вместе с солдатами, живут значительно дольше других и умирают своей смертью, как Адриан… Хотя вот Каракаллу убили. А он даже хлебцы свои пек лично…
Порфирий погрустнел, но все же указал мне на небольшое блюдо с вареным салом и растрескавшимися сухими галетами. Поски я не увидел, но на столе стояли флаконы с разными видами уксуса и кувшин с водой, так что ее можно было сделать самому. Я уже собирался угоститься легионерским салом, но кулинарная мысль Порфирия устремилась дальше.
– Подожди, – сказал он, – побереги место в желудке. Вот горох по-вителлиански. Не самое изысканное из блюд Вителлия – он едал рыбьи солянки по миллиону сестерциев – но весьма интересное одной особенностью… Интересно, угадаешь ли ты ее сам?
Он подал мне чашечку с зеленой кашицей. Я зачерпнул чуть-чуть золотой ложечкой и попробовал.
Это была гороховая каша, да. Мед, гарум и другие пряности делали ее вкус нелепым, почти неприятным. Если бы не Порфирий, я бы ее выплюнул. Но как только я проглотил странную смесь, мне показалось, будто в ложечке было нечто крайне вкусное и изысканное.
– Ну? – спросил Порфирий.
– Вкус скорее неприятен, – сказал я честно, – но вот послевкусие такое изумительное, что тут же хочется еще…
– Именно! – воскликнул Порфирий. – Именно так, Маркус. Послевкусие. За него и ценится вителлианский горох, и еще за свою способность облегчать кишечник. Неприятный вкус и сладкое послевкусие. У самого Вителлия все случилось наоборот – он сделался императором без всяких усилий, легко и сладостно, а послевкусие оказалось горьковатым. Беднягу умертвили самым жестоким образом, и тело его было сброшено в Тибр. В тот год убили трех императоров, и Вителлий стал одним из них…
– Бедняга…
– А знаешь ли ты, что в юности он был спинтрием у Тиберия на Капри, где соединялся втроем с другими спинтриями для императорского развлечения? Три спинтрия – три императора… Бывают странные сближения, не так ли? Боги их любят! В смысле, не императоров. Сближения.
Я выплюнул вторую ложечку гороховой каши назад в чашку, и Порфирий довольно захохотал.
– Не будем тратить времени на эти убогие закуски. Отведай что-нибудь действительно достойное моего стола. Вот, например, коровья матка, фаршированная печенью фламинго. Скушай немного… А это поросенок, заполненный трактой с медом. Именно его обессмертил Петроний… Попробуй-ка…
Скоро я насытился. Даже больше – определенно переел, хотя от каждого из блюд съел всего лишь по небольшому кусочку.
– В меня больше ничего не влезет, господин.
– Может, примешь рвотное? А слуги тем временем сменят сервировку.
– Благодарю, – сказал я, – но на сегодня довольно. Новые впечатления только умалят мой опыт.
– Верно, – ответил Порфирий, – такое бывает. В этом, Маркус, беда хлебосольного принцепса – никого нельзя накормить по-настоящему. Я имею в виду, в меру возможности. Однажды я попытался скормить одному прожорливому всаднику все блюда, подававшиеся за моим столом. Ему вызывали рвоту четырнадцать раз, а потом он умер – но не добрался даже до середины списка… Я, кстати, унаследовал от него замечательное поместье в Кампании. Ну что же, хватит так хватит.
Порфирий трижды хлопнул в ладоши. Стол покачнулся и уехал в трюм. Прошло меньше минуты, и стол вернулся на место – но теперь на свежей скатерти стояли кувшины с вином и водой, стеклянные сосуды для омовения рук и дымящаяся курильница.
Быстрота перемены была изумительной. Видимо, рабы в трюме просто поменяли столешницу на подъемном механизме.
Порфирий взял синюю стеклянную чашу и постучал по ней золотой ложечкой. Звук был еле слышным – но тут же в зале появились девушки в одеяниях египетских жриц, украшенные золотыми браслетами и ожерельями. Одна из них налила принцепсу вина в чашу. Другая устроилась на ложе рядом.
Две жрицы возникли и рядом со мной. Одна подала мне фалерн, другая принялась массировать спину. Я вопросительно поглядел на Порфирия.
Тот ухмыльнулся.
– Мы путешествуем для очищения духа и прозрения истины. На время нашего паломничества следует сохранять себя в строгости и чистоте. Поэтому я взял временный обет – никаких мальчиков. Простые и строгие радости, оставляющие душу чистой, а тело крепким. Только девы. Пусть сегодня будет египетский день… Хорошо, кстати, что с нами нет антиноев, а то ребята напугались бы, хе-хе… Тут, конечно, не Нил, но воды за бортом много.