Путешествие в Элевсин

– Все понятно, – сказал я. – В закатном небе была большая туча, и Порфирий сравнил ее с Колоссом Солнца. В это время, наверно, он и послал запрос.

– Да, – ответил Ломас. – Но меня тревожит, что Порфирий заговорил про время и кровь. Совсем как эта литературная рыба. Уж не она ли его случайно надоумила?

– Вы же говорите, что он не может нас подслушать.

– Нас с вами – нет. А вот вас с рыбой…

– Скорее всего, совпадение, – сказал я.

– Про время и кровь – может быть. Но когда вы встречались с рыбой, Порфирий сделал запрос на тему «мизогиния в русской литературе позднего карбона». Тоже совпадение?

– Он послал такой запрос?

– Все в папке, посмотрите сами. Текст очень короткий.

Я взял следующий лист.

Императорский бот-комментатор AI 412

(Цитаты великих)

МИЗОГИНИЯ В Р/ЛИТ. ПОЗДНЕГО КАРБОНА

контекстная справка по запросу V457

Мизогиния в литературе – ситуация, когда «хитрая, злобная и мерзкая сука обвиняет писателя в том, что его героини – хитрые, злобные и мерзкие суки, потому что ему не попадались другие женщины, умеющие любить, понимать и прощать»

(Г. А. Шарабан-Мухлюев).

О как. Это, конечно, не про мою рыбку. Карбоновые художники не кланялись летящим в них ядрам, это я уже понимал, но было действительно странно, что сразу в двух запросах Порфирия всплыли темы из моей подводной консультации.

– Что скажете? – спросил Ломас.

– Думаете, Порфирий все знает?

– Ну не все. Он вряд ли в курсе, что с рыбой говорил его друг Маркус. Скорей всего, просто получил доступ к стенограмме вашей беседы – корпоративные консультации архивируются, и грифа на них нет.

– Если это так, – сказал я, – теперь он может использовать теории рыбы в качестве скрипта. Мы пытаемся сообразить, по какому сценарию он будет действовать – и сами его пишем.

– Вряд ли ему сильно нужен наш сценарий, – ответил Ломас. – Я думаю, у него своих хватает. Но в общем массиве его базы такой вариант теперь тоже присутствует. Это верно.

– А стенограмму нашего с вами общения он прочитать не может?

– Нет. Разговоры в моем кабинете никто не записывает, и от них не остается стенограмм.

Здесь бояться нечего. Но лучше исходить из того, что о расследовании ему известно.

– Если он следит за нами, – спросил я, – как он это делает?

– Не знаю, – ответил Ломас. – Зависит от того, какие именно алгоритмы состоят в заговоре.

– О, заговор! Я уже соскучился. Есть что-то новое?

Ломас поглядел на меня гораздо мрачнее, чем я ожидал.

– Есть, – сказал он. – И я не понимаю вашего веселья. Вы читали про книгу Лукина. А теперь ознакомьтесь вот с этим…

Он положил передо мной несколько скрепленных скобкой машинописных страниц. Опять читать.

Я заметил на скобке крохотную полоску ржавчины и – рядом с ней – тончайшую полоску высохшего лака, подрагивающую на сквозняке.

Ну да, на поверхности планеты скобки склеивают в обойму прозрачным лаком. Иногда, если повезет, можно увидеть такой лепесток. Скобка может быть чуть ржавой, тоже верно, хотя без лупы не увидишь. Но ржавчина и лак вместе – это просто чудо природы.

Ломас определенно спешил жить и не отказывал себе ни в чем. Может, подумал я, он правда знает про будущее что-то такое… Не зря ведь каждый день меня пугает.

Впрочем, это его работа – всех пугать. Но неужели он верит в заговор сам?

– Где вы гуляете, Маркус? – недовольно спросил Ломас. – У вас отсутствующий вид. Сосредоточьтесь и читайте.

Я погрузился в текст.